МУЗЕЙ-УСАДЬБА Л. Н. ТОЛСТОГО «ЯСНАЯ ПОЛЯНА»
ЛИЦА ДОМА ЛЬВА ТОЛСТОГО
На­чи­ная с се­ре­ди­ны XVIII ве­ка се­мей­ный порт­рет стал не­отъ­ем­ле­мой частью уса­деб­но­го бы­та. Дво­рян­ские семьи, под­ра­жая го­су­да­рям, со­зда­ва­ли свои порт­рет­ные га­ле­реи, рас­ска­зы­ва­ю­щие ис­то­рию ро­да.

«Что есть по­ро­да? Чер­ты пред­ков, от­ра­жа­ющи­е­ся в по­том­ках. Каж­дый че­ло­век, каж­дое су­щест­во есть толь­ко од­на точ­ка сре­ди бес­ко­неч­но­го прост­ранст­ва. Так я, Лев Толс­той, есмь вре­мен­ное про­яв­ле­ние Тол­с­тых, Вол­кон­ских, Тру­бец­ких, Гор­ча­ко­вых», – го­во­рил Лев Ни­ко­ла­е­вич. Пи­са­тель со­сто­ял в родст­ве со мно­ги­ми дво­рян­ски­ми семь­я­ми, фа­ми­лии ко­то­рых на­всег­да впи­са­ны в ис­то­рию Рос­сии. В cвоем До­ме в Яс­ной По­ля­не он бе­реж­но хра­нил изо­бра­же­ния сво­их пред­ков – по су­ти, лю­дей, яв­ляв­ших­ся частью не­го са­мо­го.

Ме­мо­ри­аль­ная кол­лек­ция жи­во­пи­си яс­но­по­лян­ско­го му­зея зна­ко­мит нас с не­сколь­ки­ми по­ко­ле­ни­я­ми семьи пи­са­те­ля, чьи изо­бра­же­ния со­зда­ва­лись на про­тя­же­нии XVIII – XIX сто­ле­тий. Осо­бая цен­ность этой кол­лек­ции со­сто­ит в том, что порт­ре­ты са­мо­го Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча, его же­ны и до­че­рей бы­ли со­зда­ны из­вест­ны­ми рус­ски­ми ху­дож­ни­ка­ми – Крам­ским, Ре­пи­ным, Ге, Се­ро­вым. Все опи­сан­ные порт­ре­ты на­хо­дят­ся в по­сто­ян­ной экс­по­зи­ции До­ма Толс­то­го, од­на­ко да­же в хо­де са­мой об­сто­я­тель­ной экскур­сии нет воз­мож­нос­ти оста­нав­ли­вать­ся на каж­дом из них под­роб­но. Мы пред­ла­га­ем вам по­гру­зить­ся в ис­то­рию семьи Льва Толс­то­го, во­пло­щен­ную в во­сем­над­ца­ти жи­во­пис­ных по­лот­нах.
На­чи­ная с се­ре­ди­ны XVIII ве­ка се­мей­ный порт­рет стал не­отъ­ем­ле­мой частью уса­деб­но­го бы­та. Дво­рян­ские семьи, под­ра­жая го­су­да­рям, со­зда­ва­ли свои порт­рет­ные га­ле­реи, рас­ска­зы­ва­ю­щие ис­то­рию ро­да.

«Что есть по­ро­да? Чер­ты пред­ков, от­ра­жа­ющи­е­ся в по­том­ках. Каж­дый че­ло­век, каж­дое су­щест­во есть толь­ко од­на точ­ка сре­ди бес­ко­неч­но­го прост­ранст­ва. Так я, Лев Толс­той, есмь вре­мен­ное про­яв­ле­ние Тол­с­тых, Вол­кон­ских, Тру­бец­ких, Гор­ча­ко­вых», – го­во­рил Лев Ни­ко­ла­е­вич. Пи­са­тель со­сто­ял в родст­ве со мно­ги­ми дво­рян­ски­ми семь­я­ми, фа­ми­лии ко­то­рых на­всег­да впи­са­ны в ис­то­рию Рос­сии. В cвоем До­ме в Яс­ной По­ля­не он бе­реж­но хра­нил изо­бра­же­ния сво­их пред­ков – по су­ти, лю­дей, яв­ляв­ших­ся частью не­го са­мо­го.

Ме­мо­ри­аль­ная кол­лек­ция жи­во­пи­си яс­но­по­лян­ско­го му­зея зна­ко­мит нас с не­сколь­ки­ми по­ко­ле­ни­я­ми семьи пи­са­те­ля, чьи изо­бра­же­ния со­зда­ва­лись на про­тя­же­нии XVIII – XIX сто­ле­тий. Осо­бая цен­ность этой кол­лек­ции со­сто­ит в том, что порт­ре­ты са­мо­го Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча, его же­ны и до­че­рей бы­ли со­зда­ны из­вест­ны­ми рус­ски­ми ху­дож­ни­ка­ми – Крам­ским, Ре­пи­ным, Ге, Се­ро­вым. Все опи­сан­ные порт­ре­ты на­хо­дят­ся в по­сто­ян­ной экс­по­зи­ции До­ма Толс­то­го, од­на­ко да­же в хо­де са­мой об­сто­я­тель­ной экскур­сии нет воз­мож­нос­ти оста­нав­ли­вать­ся на каж­дом из них под­роб­но. Мы пред­ла­га­ем вам по­гру­зить­ся в ис­то­рию семьи Льва Толс­то­го, во­пло­щен­ную в во­сем­над­ца­ти жи­во­пис­ных по­лот­нах.
На­чи­ная с се­ре­ди­ны XVIII ве­ка се­мей­ный порт­рет стал не­отъ­ем­ле­мой частью уса­деб­но­го бы­та. Дво­рян­ские семьи, под­ра­жая го­су­да­рям, со­зда­ва­ли свои порт­рет­ные га­ле­реи, рас­ска­зы­ва­ю­щие ис­то­рию ро­да.

«Что есть по­ро­да? Чер­ты пред­ков, от­ра­жа­ющи­е­ся в по­том­ках. Каж­дый че­ло­век, каж­дое су­щест­во есть толь­ко од­на точ­ка сре­ди бес­ко­неч­но­го прост­ранст­ва. Так я, Лев Толс­той, есмь вре­мен­ное про­яв­ле­ние Тол­с­тых, Вол­кон­ских, Тру­бец­ких, Гор­ча­ко­вых», – го­во­рил Лев Ни­ко­ла­е­вич. Пи­са­тель со­сто­ял в родст­ве со мно­ги­ми дво­рян­ски­ми семь­я­ми, фа­ми­лии ко­то­рых на­всег­да впи­са­ны в ис­то­рию Рос­сии. В cвоем До­ме в Яс­ной По­ля­не он бе­реж­но хра­нил изо­бра­же­ния сво­их пред­ков – по су­ти, лю­дей, яв­ляв­ших­ся частью не­го са­мо­го.

Ме­мо­ри­аль­ная кол­лек­ция жи­во­пи­си яс­но­по­лян­ско­го му­зея зна­ко­мит нас с не­сколь­ки­ми по­ко­ле­ни­я­ми семьи пи­са­те­ля, чьи изо­бра­же­ния со­зда­ва­лись на про­тя­же­нии XVIII – XIX сто­ле­тий. Осо­бая цен­ность этой кол­лек­ции со­сто­ит в том, что порт­ре­ты са­мо­го Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча, его же­ны и до­че­рей бы­ли со­зда­ны из­вест­ны­ми рус­ски­ми ху­дож­ни­ка­ми – Крам­ским, Ре­пи­ным, Ге, Се­ро­вым. Все опи­сан­ные порт­ре­ты на­хо­дят­ся в по­сто­ян­ной экс­по­зи­ции До­ма Толс­то­го, од­на­ко да­же в хо­де са­мой об­сто­я­тель­ной экскур­сии нет воз­мож­нос­ти оста­нав­ли­вать­ся на каж­дом из них под­роб­но. Мы пред­ла­га­ем вам по­гру­зить­ся в ис­то­рию семьи Льва Толс­то­го, во­пло­щен­ную в во­сем­над­ца­ти жи­во­пис­ных по­лот­нах.
На белых шту­ка­ту­реных сте­нах тем­ные порт­ре­ты пред­ков в по­туск­нев­ших зо­ло­тых ра­мах. Ни­че­го лиш­не­го, рос­кош­но­го, мод­но­го. На­стоя­щее дво­рян­ское гнез­до, сви­тое не на по­каз, а для себя.
А. Вер­геж­ский (псев­до­ним пи­са­тель­ни­цы и жур­на­лист­ки Ариад­ны Вла­ди­ми­ров­ны Бор­ман, по­се­щав­шей Льва Тол­сто­го в октябре 1903 года).
На белых шту­ка­ту­реных сте­нах тем­ные порт­ре­ты пред­ков в по­туск­нев­ших зо­ло­тых ра­мах. Ни­че­го лиш­не­го, рос­кош­но­го, мод­но­го. На­стоя­щее дво­рян­ское гнез­до, сви­тое не на по­каз, а для себя.
А. Вер­геж­ский (псев­до­ним пи­са­тель­ни­цы и жур­на­лист­ки Ариад­ны Вла­ди­ми­ров­ны Бор­ман, по­се­щав­шей Льва Тол­сто­го в октябре 1903 года).
На белых шту­ка­ту­реных сте­нах тем­ные порт­ре­ты пред­ков в по­туск­нев­ших зо­ло­тых ра­мах. Ни­че­го лиш­не­го, рос­кош­но­го, мод­но­го. На­стоя­щее дво­рян­ское гнез­до, сви­тое не на по­каз, а для себя.
А. Вер­геж­ский (псев­до­ним пи­са­тель­ни­цы и жур­на­лист­ки Ариад­ны Вла­ди­ми­ров­ны Бор­ман, по­се­щав­шей Льва Тол­сто­го в октябре 1903 года).
Неизвестный художник.
Портрет княгини Т. Г. Горчаковой.
1770 – 1780-ее гг. (?).
Татьяна Григорьевна Горчакова
1708 или 1710 — 1781
Прап­ра­баб­ка Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии.

Кня­ги­ня Гор­ча­ко­ва, урож­ден­ная княж­на Морт­ки­на, про­ис­хо­ди­ла из угас­ше­го ро­да по­том­ков кня­зей Яро­с­лав­ских, про­ис­хо­див­ших от Рю­ри­ка. В фев­ра­ле 1721 го­да она вы­шла за­муж за кня­зя Ива­на Фе­до­ро­ви­ча Гор­ча­ко­ва. В 1750-х го­дах при­ня­ла по­стриг Ки­е­во-Фло­ров­ско­го Воз­не­сен­ско­го жен­ско­го мо­на­с­ты­ря под име­нем Афа­на­сия.

Мож­но пред­по­ло­жить, что порт­рет мо­на­хи­ни пи­сал­ся по ее за­ка­зу и имел сво­ей целью не столь­ко пе­ре­дать порт­рет­ное сходст­во, сколь­ко до­нес­ти об­ра­ще­ние, на­став­ле­ние по­сле­ду­ю­щим по­ко­ле­ни­ям. Ос­нов­ны­ми иде­я­ми на­став­ле­ния, ис­хо­дя из ико­но­гра­фи­чес­кой сим­во­ли­ки порт­ре­та, а так­же со­дер­жа­ния над­пи­си в изо­бра­жен­ной кни­ге (48 из­ре­че­ние и три сло­ва из 49 из­ре­че­ния «Сто­с­лов­ца» Ген­на­дия), яв­ля­ют­ся идеи по­ка­я­ния, па­мя­ти смерт­ной, уми­ли­тель­ных слез, усерд­ной и ис­крен­ней мо­лит­вы к Бо­гу.
Татьяна Григорьевна Горчакова
1708 или 1710 — 1781
Татьяна Григорьевна Горчакова
1708 или 1710 — 1781
Неизвестный художник.
Портрет княгини Т. Г. Горчаковой.
1770 – 1780-ее гг. (?).
Неизвестный художник.
Портрет княгини Т. Г. Горчаковой.
1770 – 1780-ее гг. (?).
Прап­ра­баб­ка Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии.

Кня­ги­ня Гор­ча­ко­ва, урож­ден­ная княж­на Морт­ки­на, про­ис­хо­ди­ла из угас­ше­го ро­да по­том­ков кня­зей Яро­с­лав­ских, про­ис­хо­див­ших от Рю­ри­ка. В фев­ра­ле 1721 го­да она вы­шла за­муж за кня­зя Ива­на Фе­до­ро­ви­ча Гор­ча­ко­ва. В 1750-х го­дах при­ня­ла по­стриг Ки­е­во-Фло­ров­ско­го Воз­не­сен­ско­го жен­ско­го мо­на­с­ты­ря под име­нем Афа­на­сия.

Мож­но пред­по­ло­жить, что порт­рет мо­на­хи­ни пи­сал­ся по ее за­ка­зу и имел сво­ей целью не столь­ко пе­ре­дать порт­рет­ное сходст­во, сколь­ко до­нес­ти об­ра­ще­ние, на­став­ле­ние по­сле­ду­ю­щим по­ко­ле­ни­ям. Ос­нов­ны­ми иде­я­ми на­став­ле­ния, ис­хо­дя из ико­но­гра­фи­чес­кой сим­во­ли­ки порт­ре­та, а так­же со­дер­жа­ния над­пи­си в изо­бра­жен­ной кни­ге (48 из­ре­че­ние и три сло­ва из 49 из­ре­че­ния «Сто­с­лов­ца» Ген­на­дия), яв­ля­ют­ся идеи по­ка­я­ния, па­мя­ти смерт­ной, уми­ли­тель­ных слез, усерд­ной и ис­крен­ней мо­лит­вы к Бо­гу.
Прап­ра­баб­ка Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии.

Кня­ги­ня Гор­ча­ко­ва, урож­ден­ная княж­на Морт­ки­на, про­ис­хо­ди­ла из угас­ше­го ро­да по­том­ков кня­зей Яро­с­лав­ских, про­ис­хо­див­ших от Рю­ри­ка. В фев­ра­ле 1721 го­да она вы­шла за­муж за кня­зя Ива­на Фе­до­ро­ви­ча Гор­ча­ко­ва. В 1750-х го­дах при­ня­ла по­стриг Ки­е­во-Фло­ров­ско­го Воз­не­сен­ско­го жен­ско­го мо­на­с­ты­ря под име­нем Афа­на­сия.

Мож­но пред­по­ло­жить, что порт­рет мо­на­хи­ни пи­сал­ся по ее за­ка­зу и имел сво­ей целью не столь­ко пе­ре­дать порт­рет­ное сходст­во, сколь­ко до­нес­ти об­ра­ще­ние, на­став­ле­ние по­сле­ду­ю­щим по­ко­ле­ни­ям. Ос­нов­ны­ми иде­я­ми на­став­ле­ния, ис­хо­дя из ико­но­гра­фи­чес­кой сим­во­ли­ки порт­ре­та, а так­же со­дер­жа­ния над­пи­си в изо­бра­жен­ной кни­ге (48 из­ре­че­ние и три сло­ва из 49 из­ре­че­ния «Сто­с­лов­ца» Ген­на­дия), яв­ля­ют­ся идеи по­ка­я­ния, па­мя­ти смерт­ной, уми­ли­тель­ных слез, усерд­ной и ис­крен­ней мо­лит­вы к Бо­гу.
Сергей Федорович Волконский
1715 — 1784
Сергей Федорович Волконский
1715 — 1784
Неизвестный художник.
Портрет князя С. Ф. Волконского.
1770-е гг. (?).
Неизвестный художник.
Портрет князя С. Ф. Волконского.
1770-е гг. (?).
Пра­дед Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го Толс­то­го по ма­те­рин­ской ли­нии.

Ге­не­рал-май­ор, участ­ник Се­ми­лет­ней вой­ны (1756 – 1762). В 1763 го­ду при­о­брел име­ние Яс­ную По­ля­ну на имя сво­ей же­ны Ма­рии Дмит­ри­ев­ны (урож­ден­ной Ча­а­да­е­вой).

С его име­нем свя­за­но се­мей­ное пре­да­ние, пе­ре­ос­мыс­лен­ное Тол­с­тым в ро­ма­не «Вой­на и мир». Во вре­мя Се­ми­лет­ней вой­ны же­не кня­зя Ма­рии Дмит­ри­ев­не при­снил­ся сон: го­лос во сне по­ве­лел ей на­пи­сать не­боль­шую ико­ну и по­слать ее му­жу. На сле­ду­ю­щий день она при­ка­за­ла на­пи­сать ико­ну, ко­то­рая че­рез фельд­мар­ша­ла Ап­рак­си­на бы­ла до­став­ле­на Вол­кон­ско­му. Сер­гей Фе­до­ро­вич воз­ло­жил на се­бя по­лу­чен­ный об­раз, в ка­ва­ле­рий­ском по­хо­де не­при­я­тель­ская пу­ля по­па­ла ему в грудь, но уда­ри­ла в ико­ну, не при­чи­нив кня­зю ни­ка­ко­го вре­да. В «Вой­не и ми­ре» княж­на Марья, про­во­жая бра­та, кня­зя Ан­дрея Бол­кон­ско­го, на вой­ну, да­ет ему об­ра­зок, го­во­ря: «Что хо­чешь ду­май, но для ме­ня это сде­лай. Сде­лай, по­жа­луй­ста! Его еще отец мо­е­го от­ца, наш де­душ­ка, но­сил во всех вой­нах».
Пра­дед Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го Толс­то­го по ма­те­рин­ской ли­нии.

Ге­не­рал-май­ор, участ­ник Се­ми­лет­ней вой­ны (1756 – 1762). В 1763 го­ду при­о­брел име­ние Яс­ную По­ля­ну на имя сво­ей же­ны Ма­рии Дмит­ри­ев­ны (урож­ден­ной Ча­а­да­е­вой).

С его име­нем свя­за­но се­мей­ное пре­да­ние, пе­ре­ос­мыс­лен­ное Тол­с­тым в ро­ма­не «Вой­на и мир». Во вре­мя Се­ми­лет­ней вой­ны же­не кня­зя Ма­рии Дмит­ри­ев­не при­снил­ся сон: го­лос во сне по­ве­лел ей на­пи­сать не­боль­шую ико­ну и по­слать ее му­жу. На сле­ду­ю­щий день она при­ка­за­ла на­пи­сать ико­ну, ко­то­рая че­рез фельд­мар­ша­ла Ап­рак­си­на бы­ла до­став­ле­на Вол­кон­ско­му. Сер­гей Фе­до­ро­вич воз­ло­жил на се­бя по­лу­чен­ный об­раз, в ка­ва­ле­рий­ском по­хо­де не­при­я­тель­ская пу­ля по­па­ла ему в грудь, но уда­ри­ла в ико­ну, не при­чи­нив кня­зю ни­ка­ко­го вре­да. В «Вой­не и ми­ре» княж­на Марья, про­во­жая бра­та, кня­зя Ан­дрея Бол­кон­ско­го, на вой­ну, да­ет ему об­ра­зок, го­во­ря: «Что хо­чешь ду­май, но для ме­ня это сде­лай. Сде­лай, по­жа­луй­ста! Его еще отец мо­е­го от­ца, наш де­душ­ка, но­сил во всех вой­нах».
Неизвестный художник.
Портрет князя С. Ф. Волконского.
1770-е гг. (?).
Сергей Федорович Волконский
1715 — 1784
Пра­дед Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го Толс­то­го по ма­те­рин­ской ли­нии.

Ге­не­рал-май­ор, участ­ник Се­ми­лет­ней вой­ны (1756 – 1762). В 1763 го­ду при­о­брел име­ние Яс­ную По­ля­ну на имя сво­ей же­ны Ма­рии Дмит­ри­ев­ны (урож­ден­ной Ча­а­да­е­вой).

С его име­нем свя­за­но се­мей­ное пре­да­ние, пе­ре­ос­мыс­лен­ное Тол­с­тым в ро­ма­не «Вой­на и мир». Во вре­мя Се­ми­лет­ней вой­ны же­не кня­зя Ма­рии Дмит­ри­ев­не при­снил­ся сон: го­лос во сне по­ве­лел ей на­пи­сать не­боль­шую ико­ну и по­слать ее му­жу. На сле­ду­ю­щий день она при­ка­за­ла на­пи­сать ико­ну, ко­то­рая че­рез фельд­мар­ша­ла Ап­рак­си­на бы­ла до­став­ле­на Вол­кон­ско­му. Сер­гей Фе­до­ро­вич воз­ло­жил на се­бя по­лу­чен­ный об­раз, в ка­ва­ле­рий­ском по­хо­де не­при­я­тель­ская пу­ля по­па­ла ему в грудь, но уда­ри­ла в ико­ну, не при­чи­нив кня­зю ни­ка­ко­го вре­да. В «Вой­не и ми­ре» княж­на Марья, про­во­жая бра­та, кня­зя Ан­дрея Бол­кон­ско­го, на вой­ну, да­ет ему об­ра­зок, го­во­ря: «Что хо­чешь ду­май, но для ме­ня это сде­лай. Сде­лай, по­жа­луй­ста! Его еще отец мо­е­го от­ца, наш де­душ­ка, но­сил во всех вой­нах».
Николай Иванович Горчаков
1725 — 1811
Николай Иванович Горчаков
1725 — 1811
Неизвестный художник.
Портрет князя Н. И. Горчакова.
1805 – 1811 гг. (?)
Неизвестный художник.
Портрет князя Н. И. Горчакова.
1805 – 1811 гг. (?)
Пра­дед Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии.

Вы­шел в от­став­ку в чи­не се­кунд-май­о­ра. Вла­дел име­ни­я­ми в Яро­с­лав­ской, Ор­лов­ской, Туль­ской гу­бер­ни­ях, до­мом в Моск­ве у Сре­тен­ских во­рот. Жил в Пе­тер­бур­ге и сво­ем име­нии Ни­коль­ское-Вя­зем­ское Туль­ской гу­бер­нии, был пред­во­ди­те­лем дво­рянст­ва в Чер­н­ском уез­де Туль­ской гу­бер­нии. Был же­нат на Ека­те­ри­не Алек­сан­дров­не Лу­ки­ной, в бра­ке с ко­то­рой ро­ди­лось пя­те­ро де­тей: до­че­ри Пе­ла­гея и На­талья, сы­новья Ми­ха­ил, Ва­си­лий и Алек­сан­др.

Пред­по­ла­га­ет­ся, что порт­рет был на­пи­сан кре­пост­ным ху­дож­ни­ком в Ни­коль­ском-Вя­зем­ском в по­след­ние го­ды жиз­ни Ни­ко­лая Ива­но­ви­ча Гор­ча­ко­ва, тог­да уже по­те­ряв­ше­го зре­ние. Толс­той опи­сы­ва­ет его в на­брос­ках сво­е­го не­за­вер­шен­но­го про­из­ве­де­ния «Труж­да­ю­щи­е­ся и об­ре­ме­нен­ные».
Пра­дед Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии.

Вы­шел в от­став­ку в чи­не се­кунд-май­о­ра. Вла­дел име­ни­я­ми в Яро­с­лав­ской, Ор­лов­ской, Туль­ской гу­бер­ни­ях, до­мом в Моск­ве у Сре­тен­ских во­рот. Жил в Пе­тер­бур­ге и сво­ем име­нии Ни­коль­ское-Вя­зем­ское Туль­ской гу­бер­нии, был пред­во­ди­те­лем дво­рянст­ва в Чер­н­ском уез­де Туль­ской гу­бер­нии. Был же­нат на Ека­те­ри­не Алек­сан­дров­не Лу­ки­ной, в бра­ке с ко­то­рой ро­ди­лось пя­те­ро де­тей: до­че­ри Пе­ла­гея и На­талья, сы­новья Ми­ха­ил, Ва­си­лий и Алек­сан­др.

Пред­по­ла­га­ет­ся, что порт­рет был на­пи­сан кре­пост­ным ху­дож­ни­ком в Ни­коль­ском-Вя­зем­ском в по­след­ние го­ды жиз­ни Ни­ко­лая Ива­но­ви­ча Гор­ча­ко­ва, тог­да уже по­те­ряв­ше­го зре­ние. Толс­той опи­сы­ва­ет его в на­брос­ках сво­е­го не­за­вер­шен­но­го про­из­ве­де­ния «Труж­да­ю­щи­е­ся и об­ре­ме­нен­ные».
Неизвестный художник.
Портрет князя Н. И. Горчакова.
1805 – 1811 гг. (?)
Николай Иванович Горчаков
1725 — 1811
Пра­дед Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии.

Вы­шел в от­став­ку в чи­не се­кунд-май­о­ра. Вла­дел име­ни­я­ми в Яро­с­лав­ской, Ор­лов­ской, Туль­ской гу­бер­ни­ях, до­мом в Моск­ве у Сре­тен­ских во­рот. Жил в Пе­тер­бур­ге и сво­ем име­нии Ни­коль­ское-Вя­зем­ское Туль­ской гу­бер­нии, был пред­во­ди­те­лем дво­рянст­ва в Чер­н­ском уез­де Туль­ской гу­бер­нии. Был же­нат на Ека­те­ри­не Алек­сан­дров­не Лу­ки­ной, в бра­ке с ко­то­рой ро­ди­лось пя­те­ро де­тей: до­че­ри Пе­ла­гея и На­талья, сы­новья Ми­ха­ил, Ва­си­лий и Алек­сан­др.

Пред­по­ла­га­ет­ся, что порт­рет был на­пи­сан кре­пост­ным ху­дож­ни­ком в Ни­коль­ском-Вя­зем­ском в по­след­ние го­ды жиз­ни Ни­ко­лая Ива­но­ви­ча Гор­ча­ко­ва, тог­да уже по­те­ряв­ше­го зре­ние. Толс­той опи­сы­ва­ет его в на­брос­ках сво­е­го не­за­вер­шен­но­го про­из­ве­де­ния «Труж­да­ю­щи­е­ся и об­ре­ме­нен­ные».
Екатерина Дмитриевна Волконская
1749 — 1792
Екатерина Дмитриевна Волконская
1749 — 1792
Рокотов Ф. С.
Портрет княгини Е. Д. Волконской.
1780-е гг.
Рокотов Ф. С.
Портрет княгини Е. Д. Волконской.
1780-е гг.
Баб­ка Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по ма­те­рин­ской ли­нии.

Ро­ди­лась в семье кня­зя Дмит­рия Юрь­е­ви­ча Тру­бец­ко­го и Вар­ва­ры Ива­нов­ны Тру­бец­кой, урож­ден­ной княж­ны Одо­ев­ской. По ее ли­нии Лев Толс­той со­сто­ял в даль­нем родст­ве с Алек­сан­дром Сер­ге­е­ви­чем Пуш­ки­ным: пра­дед пи­са­те­ля Дмит­рий Юрь­е­ви­ч Тру­бец­кой был дво­ю­род­ным дя­дей от­ца по­эта Сер­гея Льво­ви­ча. Та­ким об­ра­зом, Лев Ни­ко­ла­е­вич чет­ве­ро­ю­род­ный пле­мян­ник Пуш­ки­на. По ли­нии Ека­те­ри­ны Дмит­ри­ев­ны пи­са­тель со­сто­ял в даль­нем родст­ве и с де­ка­брис­том Сер­ге­ем Пет­ро­ви­чем Тру­бец­ким, ко­то­ро­го он упо­ми­нал в на­брос­ках к ро­ма­ну «Де­каб­ри­с­ты».

Знав­шие Е. Д. Вол­кон­скую вы­со­ко ее це­ни­ли. Так, ав­тор «Сло­ва­ря до­сто­па­мят­ных рус­ских лю­дей» Дмит­рий Нико­лае­вич Бан­тыш-Ка­мен­ский, го­во­ря об ее от­це и двух ее сест­рах – Прас­ковье и Ана­ста­сии, на­звал Ека­те­ри­ну Дмит­ри­ев­ну «наи­луч­шей».
Баб­ка Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по ма­те­рин­ской ли­нии.

Ро­ди­лась в семье кня­зя Дмит­рия Юрь­е­ви­ча Тру­бец­ко­го и Вар­ва­ры Ива­нов­ны Тру­бец­кой, урож­ден­ной княж­ны Одо­ев­ской. По ее ли­нии Лев Толс­той со­сто­ял в даль­нем родст­ве с Алек­сан­дром Сер­ге­е­ви­чем Пуш­ки­ным: пра­дед пи­са­те­ля Дмит­рий Юрь­е­ви­ч Тру­бец­кой был дво­ю­род­ным дя­дей от­ца по­эта Сер­гея Льво­ви­ча. Та­ким об­ра­зом, Лев Ни­ко­ла­е­вич чет­ве­ро­ю­род­ный пле­мян­ник Пуш­ки­на. По ли­нии Ека­те­ри­ны Дмит­ри­ев­ны пи­са­тель со­сто­ял в даль­нем родст­ве и с де­ка­брис­том Сер­ге­ем Пет­ро­ви­чем Тру­бец­ким, ко­то­ро­го он упо­ми­нал в на­брос­ках к ро­ма­ну «Де­каб­ри­с­ты».

Знав­шие Е. Д. Вол­кон­скую вы­со­ко ее це­ни­ли. Так, ав­тор «Сло­ва­ря до­сто­па­мят­ных рус­ских лю­дей» Дмит­рий Нико­лае­вич Бан­тыш-Ка­мен­ский, го­во­ря об ее от­це и двух ее сест­рах – Прас­ковье и Ана­ста­сии, на­звал Ека­те­ри­ну Дмит­ри­ев­ну «наи­луч­шей».
Рокотов Ф. С.
Портрет княгини Е. Д. Волконской.
1780-е гг.
Екатерина Дмитриевна Волконская
1749 — 1792
Баб­ка Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по ма­те­рин­ской ли­нии.

Ро­ди­лась в семье кня­зя Дмит­рия Юрь­е­ви­ча Тру­бец­ко­го и Вар­ва­ры Ива­нов­ны Тру­бец­кой, урож­ден­ной княж­ны Одо­ев­ской. По ее ли­нии Лев Толс­той со­сто­ял в даль­нем родст­ве с Алек­сан­дром Сер­ге­е­ви­чем Пуш­ки­ным: пра­дед пи­са­те­ля Дмит­рий Юрь­е­ви­ч Тру­бец­кой был дво­ю­род­ным дя­дей от­ца по­эта Сер­гея Льво­ви­ча. Та­ким об­ра­зом, Лев Ни­ко­ла­е­вич чет­ве­ро­ю­род­ный пле­мян­ник Пуш­ки­на. По ли­нии Ека­те­ри­ны Дмит­ри­ев­ны пи­са­тель со­сто­ял в даль­нем родст­ве и с де­ка­брис­том Сер­ге­ем Пет­ро­ви­чем Тру­бец­ким, ко­то­ро­го он упо­ми­нал в на­брос­ках к ро­ма­ну «Де­каб­ри­с­ты».

Знав­шие Е. Д. Вол­кон­скую вы­со­ко ее це­ни­ли. Так, ав­тор «Сло­ва­ря до­сто­па­мят­ных рус­ских лю­дей» Дмит­рий Нико­лае­вич Бан­тыш-Ка­мен­ский, го­во­ря об ее от­це и двух ее сест­рах – Прас­ковье и Ана­ста­сии, на­звал Ека­те­ри­ну Дмит­ри­ев­ну «наи­луч­шей».
Николай Сергеевич Волконский
1753 — 1821
Николай Сергеевич Волконский
1753 — 1821
Неизвестный художник.
Портрет князя Н. С. Волконского.
Конец XVIII – начало XIX вв.
Неизвестный художник.
Портрет князя Н. С. Волконского.
Конец XVIII – начало XIX вв.
Дед Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по ма­те­рин­ской ли­нии.

По обы­ча­ям сво­е­го вре­ме­ни был за­пи­сан на во­ен­ную служ­бу еще се­ми­лет­ним маль­чи­ком. В юнос­ти слу­жил в гвар­дии, к 28 го­дам был пол­ков­ни­ком во вто­ром гре­на­дер­ском пол­ку. Его карь­е­ра бы­ла до­воль­но успеш­ной: в 1787 го­ду Ни­ко­лай Сер­ге­е­вич в со­ста­ве сви­ты Ека­те­ри­ны II со­про­вож­дал им­пе­рат­ри­цу во вре­мя ее по­езд­ки в Крым, в 1793 го­ду был чрез­вы­чай­ным по­слом в Бер­ли­не.

При Пав­ле I в 1798 го­ду Вол­кон­ский был на­зна­чен во­ен­ным гу­бер­на­то­ром Ар­хан­гель­ска, но че­рез год вы­шел в от­став­ку в чи­не ге­не­ра­ла от ин­фан­те­рии. Бу­ду­чи вдов­цом, князь по­се­лил­ся в Яс­ной По­ля­не и за­нял­ся пре­об­ра­зо­ва­ни­я­ми усадьбы и вос­пи­та­ни­ем един­ствен­ной до­че­ри Ма­рии.

«Дед мой счи­тал­ся очень стро­гим хо­зя­ином, но я ни­ког­да не слы­хал рас­ска­зов о его жес­то­кос­тях и на­ка­за­ни­ях, столь обыч­ных в то вре­мя. <...> Вос­тор­жен­ное ува­же­ние к важ­нос­ти и ра­зум­нос­ти бы­ло так ве­ли­ко в дво­ро­вых и кресть­я­нах его вре­ме­ни, ко­то­рых я час­то рас­спра­ши­вал про не­го <...>, я слы­шал толь­ко по­хва­лы уму, хо­зяйст­вен­нос­ти и за­бо­те о кресть­я­нах и, в осо­бен­нос­ти, ог­ром­ной двор­не мо­е­го де­да. Он по­стро­ил пре­крас­ные по­ме­ще­ния для дво­ро­вых и за­бо­тил­ся о том, что­бы они бы­ли всег­да не толь­ко сы­ты, но и хо­ро­шо оде­ты и ве­се­ли­лись бы. По празд­ни­кам он устра­ивал для них уве­се­ле­ния, ка­че­ли, хо­ро­во­ды. Еще бо­лее он за­бо­тил­ся, как вся­кий ум­ный по­ме­щик то­го вре­ме­ни, о бла­го­со­сто­я­нии кресть­ян, и они бла­го­денст­во­ва­ли, тем бо­лее, что вы­со­кое по­ло­же­ние де­да, вну­шая ува­же­ние ста­но­вым, ис­прав­ни­кам и за­се­да­те­лям, из­бав­ля­ло их от при­тес­не­ния на­чаль­ства». (Л. Н. Толс­той, «Вос­по­ми­на­ния»).
Дед Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по ма­те­рин­ской ли­нии.

По обы­ча­ям сво­е­го вре­ме­ни был за­пи­сан на во­ен­ную служ­бу еще се­ми­лет­ним маль­чи­ком. В юнос­ти слу­жил в гвар­дии, к 28 го­дам был пол­ков­ни­ком во вто­ром гре­на­дер­ском пол­ку. Его карь­е­ра бы­ла до­воль­но успеш­ной: в 1787 го­ду Ни­ко­лай Сер­ге­е­вич в со­ста­ве сви­ты Ека­те­ри­ны II со­про­вож­дал им­пе­рат­ри­цу во вре­мя ее по­езд­ки в Крым, в 1793 го­ду был чрез­вы­чай­ным по­слом в Бер­ли­не.

При Пав­ле I в 1798 го­ду Вол­кон­ский был на­зна­чен во­ен­ным гу­бер­на­то­ром Ар­хан­гель­ска, но че­рез год вы­шел в от­став­ку в чи­не ге­не­ра­ла от ин­фан­те­рии. Бу­ду­чи вдов­цом, князь по­се­лил­ся в Яс­ной По­ля­не и за­нял­ся пре­об­ра­зо­ва­ни­я­ми усадьбы и вос­пи­та­ни­ем един­ствен­ной до­че­ри Ма­рии.

«Дед мой счи­тал­ся очень стро­гим хо­зя­ином, но я ни­ког­да не слы­хал рас­ска­зов о его жес­то­кос­тях и на­ка­за­ни­ях, столь обыч­ных в то вре­мя. <...> Вос­тор­жен­ное ува­же­ние к важ­нос­ти и ра­зум­нос­ти бы­ло так ве­ли­ко в дво­ро­вых и кресть­я­нах его вре­ме­ни, ко­то­рых я час­то рас­спра­ши­вал про не­го <...>, я слы­шал толь­ко по­хва­лы уму, хо­зяйст­вен­нос­ти и за­бо­те о кресть­я­нах и, в осо­бен­нос­ти, ог­ром­ной двор­не мо­е­го де­да. Он по­стро­ил пре­крас­ные по­ме­ще­ния для дво­ро­вых и за­бо­тил­ся о том, что­бы они бы­ли всег­да не толь­ко сы­ты, но и хо­ро­шо оде­ты и ве­се­ли­лись бы. По празд­ни­кам он устра­ивал для них уве­се­ле­ния, ка­че­ли, хо­ро­во­ды. Еще бо­лее он за­бо­тил­ся, как вся­кий ум­ный по­ме­щик то­го вре­ме­ни, о бла­го­со­сто­я­нии кресть­ян, и они бла­го­денст­во­ва­ли, тем бо­лее, что вы­со­кое по­ло­же­ние де­да, вну­шая ува­же­ние ста­но­вым, ис­прав­ни­кам и за­се­да­те­лям, из­бав­ля­ло их от при­тес­не­ния на­чаль­ства». (Л. Н. Толс­той, «Вос­по­ми­на­ния»).
Неизвестный художник.
Портрет князя Н. С. Волконского.
Конец XVIII – начало XIX вв.
Николай Сергеевич Волконский
1753 — 1821
Дед Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по ма­те­рин­ской ли­нии.

По обы­ча­ям сво­е­го вре­ме­ни был за­пи­сан на во­ен­ную служ­бу еще се­ми­лет­ним маль­чи­ком. В юнос­ти слу­жил в гвар­дии, к 28 го­дам был пол­ков­ни­ком во вто­ром гре­на­дер­ском пол­ку. Его карь­е­ра бы­ла до­воль­но успеш­ной: в 1787 го­ду Ни­ко­лай Сер­ге­е­вич в со­ста­ве сви­ты Ека­те­ри­ны II со­про­вож­дал им­пе­рат­ри­цу во вре­мя ее по­езд­ки в Крым, в 1793 го­ду был чрез­вы­чай­ным по­слом в Бер­ли­не.

При Пав­ле I в 1798 го­ду Вол­кон­ский был на­зна­чен во­ен­ным гу­бер­на­то­ром Ар­хан­гель­ска, но че­рез год вы­шел в от­став­ку в чи­не ге­не­ра­ла от ин­фан­те­рии. Бу­ду­чи вдов­цом, князь по­се­лил­ся в Яс­ной По­ля­не и за­нял­ся пре­об­ра­зо­ва­ни­я­ми усадьбы и вос­пи­та­ни­ем един­ствен­ной до­че­ри Ма­рии.

«Дед мой счи­тал­ся очень стро­гим хо­зя­ином, но я ни­ког­да не слы­хал рас­ска­зов о его жес­то­кос­тях и на­ка­за­ни­ях, столь обыч­ных в то вре­мя. <...> Вос­тор­жен­ное ува­же­ние к важ­нос­ти и ра­зум­нос­ти бы­ло так ве­ли­ко в дво­ро­вых и кресть­я­нах его вре­ме­ни, ко­то­рых я час­то рас­спра­ши­вал про не­го <...>, я слы­шал толь­ко по­хва­лы уму, хо­зяйст­вен­нос­ти и за­бо­те о кресть­я­нах и, в осо­бен­нос­ти, ог­ром­ной двор­не мо­е­го де­да. Он по­стро­ил пре­крас­ные по­ме­ще­ния для дво­ро­вых и за­бо­тил­ся о том, что­бы они бы­ли всег­да не толь­ко сы­ты, но и хо­ро­шо оде­ты и ве­се­ли­лись бы. По празд­ни­кам он устра­ивал для них уве­се­ле­ния, ка­че­ли, хо­ро­во­ды. Еще бо­лее он за­бо­тил­ся, как вся­кий ум­ный по­ме­щик то­го вре­ме­ни, о бла­го­со­сто­я­нии кресть­ян, и они бла­го­денст­во­ва­ли, тем бо­лее, что вы­со­кое по­ло­же­ние де­да, вну­шая ува­же­ние ста­но­вым, ис­прав­ни­кам и за­се­да­те­лям, из­бав­ля­ло их от при­тес­не­ния на­чаль­ства». (Л. Н. Толс­той, «Вос­по­ми­на­ния»).
Илья Андреевич Толстой
1757 — 1820
Илья Андреевич Толстой
1757 — 1820
Неизвестный художник.
Портрет графа И. А. Толстого.
Начало XIX в.
Неизвестный художник.
Портрет графа И. А. Толстого.
Начало XIX в.
Дед Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии.

Учил­ся в мор­ском ка­дет­ском кор­пу­се, слу­жил гар­де­ма­ри­ном во фло­те, за­тем в лейб-гвар­дии Пре­о­бра­жен­ском пол­ку, в 1793 го­ду вы­шел в от­став­ку. В бра­ке с княж­ной Пе­ла­ге­ей Ни­ко­ла­ев­ной Гор­ча­ко­вой (1762 – 1838) у не­го ро­ди­лось чет­ве­ро де­тей – сы­новья Ни­ко­лай и Илья (умер­ший ре­бен­ком) и до­че­ри – Алек­сан­дра и Пе­ла­гея. Вмес­те с род­ны­ми деть­ми суп­ру­ги Тол­с­тые вос­пи­ты­ва­ли и Тать­я­ну Ёр­голь­скую, си­ро­ту, родст­вен­ни­цу Пе­ла­геи Ни­ко­ла­ев­ны.

Семья Ильи Ан­дре­еви­ча пре­иму­щест­вен­но жи­ла в име­нии По­ля­ны Бе­лев­ско­го уез­да Туль­ской гу­бер­нии, где в теп­ли­цах вы­ра­щи­ва­ли спар­жу, ар­ти­шо­ки, ана­на­сы, уго­ща­ли при­ве­зен­ны­ми из Ар­хан­гель­ска осет­ра­ми и гол­ланд­ски­ми уст­ри­ца­ми. По сло­вам Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча, в По­ля­нах «шло дол­го не пе­ре­ста­ю­щее пир­шест­во, те­ат­ры, ба­лы, обе­ды, ка­танья, ко­то­рые, в осо­бен­нос­ти при склон­нос­ти де­да иг­рать по боль­шой в лом­бер и вист, не умея иг­рать, и при го­тов­нос­ти да­вать всем, кто про­сил, и взай­мы, и без от­да­чи, а глав­ное, за­те­ва­е­мы­ми афе­ра­ми, от­ку­па­ми, – кон­чи­лось тем, что боль­шое име­ние его же­ны всё бы­ло так за­пу­та­но в дол­гах, что жить бы­ло не­чем, и дед дол­жен был вы­хло­по­тать и взять, что ему бы­ло лег­ко при его свя­зях, мес­то гу­бер­на­то­ра в Ка­за­ни». Но пя­ти­лет­няя служ­ба в долж­нос­ти граж­дан­ско­го гу­бер­на­то­ра не смог­ла ре­шить де­неж­ных про­блем се­мей­ства, и пос­ле смер­ти Ильи Ан­дре­еви­ча в 1820 го­ду сум­ма дол­гов со­ста­ви­ла пол­мил­ли­о­на руб­лей.

О сво­ем де­де по от­цов­ской ли­нии Толс­той пи­сал: «Дед мой Илья Ан­дре­евич <...> был <...>, как я его по­ни­маю, че­ло­век огра­ни­чен­ный, очень мяг­кий, ве­се­лый и не толь­ко щед­рый, но бес­тол­ко­во мо­то­ва­тый, а глав­ное – до­вер­чи­вый». Та­ков же в ро­ма­не «Вой­на и мир» и граф Илья Ан­дре­евич Рос­тов, отец На­та­ши и Ни­ко­лая.
Дед Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии.

Учил­ся в мор­ском ка­дет­ском кор­пу­се, слу­жил гар­де­ма­ри­ном во фло­те, за­тем в лейб-гвар­дии Пре­о­бра­жен­ском пол­ку, в 1793 го­ду вы­шел в от­став­ку. В бра­ке с княж­ной Пе­ла­ге­ей Ни­ко­ла­ев­ной Гор­ча­ко­вой (1762 – 1838) у не­го ро­ди­лось чет­ве­ро де­тей – сы­новья Ни­ко­лай и Илья (умер­ший ре­бен­ком) и до­че­ри – Алек­сан­дра и Пе­ла­гея. Вмес­те с род­ны­ми деть­ми суп­ру­ги Тол­с­тые вос­пи­ты­ва­ли и Тать­я­ну Ёр­голь­скую, си­ро­ту, родст­вен­ни­цу Пе­ла­геи Ни­ко­ла­ев­ны.

Семья Ильи Ан­дре­еви­ча пре­иму­щест­вен­но жи­ла в име­нии По­ля­ны Бе­лев­ско­го уез­да Туль­ской гу­бер­нии, где в теп­ли­цах вы­ра­щи­ва­ли спар­жу, ар­ти­шо­ки, ана­на­сы, уго­ща­ли при­ве­зен­ны­ми из Ар­хан­гель­ска осет­ра­ми и гол­ланд­ски­ми уст­ри­ца­ми. По сло­вам Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча, в По­ля­нах «шло дол­го не пе­ре­ста­ю­щее пир­шест­во, те­ат­ры, ба­лы, обе­ды, ка­танья, ко­то­рые, в осо­бен­нос­ти при склон­нос­ти де­да иг­рать по боль­шой в лом­бер и вист, не умея иг­рать, и при го­тов­нос­ти да­вать всем, кто про­сил, и взай­мы, и без от­да­чи, а глав­ное, за­те­ва­е­мы­ми афе­ра­ми, от­ку­па­ми, – кон­чи­лось тем, что боль­шое име­ние его же­ны всё бы­ло так за­пу­та­но в дол­гах, что жить бы­ло не­чем, и дед дол­жен был вы­хло­по­тать и взять, что ему бы­ло лег­ко при его свя­зях, мес­то гу­бер­на­то­ра в Ка­за­ни». Но пя­ти­лет­няя служ­ба в долж­нос­ти граж­дан­ско­го гу­бер­на­то­ра не смог­ла ре­шить де­неж­ных про­блем се­мей­ства, и пос­ле смер­ти Ильи Ан­дре­еви­ча в 1820 го­ду сум­ма дол­гов со­ста­ви­ла пол­мил­ли­о­на руб­лей.

О сво­ем де­де по от­цов­ской ли­нии Толс­той пи­сал: «Дед мой Илья Ан­дре­евич <...> был <...>, как я его по­ни­маю, че­ло­век огра­ни­чен­ный, очень мяг­кий, ве­се­лый и не толь­ко щед­рый, но бес­тол­ко­во мо­то­ва­тый, а глав­ное – до­вер­чи­вый». Та­ков же в ро­ма­не «Вой­на и мир» и граф Илья Ан­дре­евич Рос­тов, отец На­та­ши и Ни­ко­лая.
Неизвестный художник.
Портрет графа И. А. Толстого.
Начало XIX в.
Илья Андреевич Толстой
1757 — 1820
Дед Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии.

Учил­ся в мор­ском ка­дет­ском кор­пу­се, слу­жил гар­де­ма­ри­ном во фло­те, за­тем в лейб-гвар­дии Пре­о­бра­жен­ском пол­ку, в 1793 го­ду вы­шел в от­став­ку. В бра­ке с княж­ной Пе­ла­ге­ей Ни­ко­ла­ев­ной Гор­ча­ко­вой (1762 – 1838) у не­го ро­ди­лось чет­ве­ро де­тей – сы­новья Ни­ко­лай и Илья (умер­ший ре­бен­ком) и до­че­ри – Алек­сан­дра и Пе­ла­гея. Вмес­те с род­ны­ми деть­ми суп­ру­ги Тол­с­тые вос­пи­ты­ва­ли и Тать­я­ну Ёр­голь­скую, си­ро­ту, родст­вен­ни­цу Пе­ла­геи Ни­ко­ла­ев­ны.

Семья Ильи Ан­дре­еви­ча пре­иму­щест­вен­но жи­ла в име­нии По­ля­ны Бе­лев­ско­го уез­да Туль­ской гу­бер­нии, где в теп­ли­цах вы­ра­щи­ва­ли спар­жу, ар­ти­шо­ки, ана­на­сы, уго­ща­ли при­ве­зен­ны­ми из Ар­хан­гель­ска осет­ра­ми и гол­ланд­ски­ми уст­ри­ца­ми. По сло­вам Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча, в По­ля­нах «шло дол­го не пе­ре­ста­ю­щее пир­шест­во, те­ат­ры, ба­лы, обе­ды, ка­танья, ко­то­рые, в осо­бен­нос­ти при склон­нос­ти де­да иг­рать по боль­шой в лом­бер и вист, не умея иг­рать, и при го­тов­нос­ти да­вать всем, кто про­сил, и взай­мы, и без от­да­чи, а глав­ное, за­те­ва­е­мы­ми афе­ра­ми, от­ку­па­ми, – кон­чи­лось тем, что боль­шое име­ние его же­ны всё бы­ло так за­пу­та­но в дол­гах, что жить бы­ло не­чем, и дед дол­жен был вы­хло­по­тать и взять, что ему бы­ло лег­ко при его свя­зях, мес­то гу­бер­на­то­ра в Ка­за­ни». Но пя­ти­лет­няя служ­ба в долж­нос­ти граж­дан­ско­го гу­бер­на­то­ра не смог­ла ре­шить де­неж­ных про­блем се­мей­ства, и пос­ле смер­ти Ильи Ан­дре­еви­ча в 1820 го­ду сум­ма дол­гов со­ста­ви­ла пол­мил­ли­о­на руб­лей.

О сво­ем де­де по от­цов­ской ли­нии Толс­той пи­сал: «Дед мой Илья Ан­дре­евич <...> был <...>, как я его по­ни­маю, че­ло­век огра­ни­чен­ный, очень мяг­кий, ве­се­лый и не толь­ко щед­рый, но бес­тол­ко­во мо­то­ва­тый, а глав­ное – до­вер­чи­вый». Та­ков же в ро­ма­не «Вой­на и мир» и граф Илья Ан­дре­евич Рос­тов, отец На­та­ши и Ни­ко­лая.
Николай Ильич Толстой
1794 — 1837
Николай Ильич Толстой
1794 — 1837
Миниатюра.
Портрет графа Н. И. Толстого.
1814 - 1816 гг.
Миниатюра.
Портрет графа Н. И. Толстого.
1814 - 1816 гг.
Отец Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го.

Стар­ший сын гра­фа Ильи Ан­дре­еви­ча Толс­то­го и гра­фи­ни Пе­ла­геи Ни­ко­ла­ев­ны Толс­той. Он был об­ра­зо­ван, сво­бод­но вла­дел фран­цуз­ским и не­мец­ким язы­ка­ми, ин­те­ре­со­вал­ся му­зы­кой, по­э­зи­ей и жи­во­писью. Еще шес­ти­лет­ним маль­чи­ком он был за­пи­сан в граж­дан­скую служ­бу, но в 17 лет упро­сил ро­ди­те­лей пе­ре­вес­ти его на во­ен­ную служ­бу.

В дейст­ву­ющую ар­мию Ни­ко­лай Иль­ич (к то­му вре­ме­ни пе­ре­ве­ден­ный в Ир­кут­ский гу­сар­ский полк и при­ко­ман­ди­ро­ван­ный адъ­ютан­том к ге­не­ра­лу А. И. Гор­ча­ко­ву) при­был в де­каб­ре 1812 го­да. Во­ен­ные кар­ти­ны про­из­ве­ли на не­го тя­же­лое впе­чат­ле­ние. «Я ви­дел все то, что вой­на име­ет ужас­ное; я ви­дел ме­с­та, верст на де­сять за­се­ян­ные те­ла­ми...», – пи­сал он ро­ди­те­лям. Ни­ко­лай Иль­ич Толс­той участ­во­вал в сра­же­ни­ях за Дрез­ден, «бит­ве на­ро­дов» под Лейп­ци­гом. За от­ли­чие в бо­ях был на­граж­ден ор­де­ном Свя­то­го Вла­ди­ми­ра 4-ой сте­пе­ни и по­лу­чил чин штабс-рот­мист­ра.

В ок­тяб­ре 1813 го­да, ис­пол­няя по­ру­че­ние Вит­ген­штей­на, Толс­той от­пра­вил­ся курь­е­ром в Пе­тер­бург, но на об­рат­ном пу­ти был за­хва­чен в плен фран­цу­за­ми и осво­бож­ден из пле­на рус­ски­ми вой­ска­ми в мар­те 1814 го­да.

По воз­вра­ще­нии в Пе­тер­бург ле­том 1814 го­да Ни­ко­лай Иль­ич был при­ко­ман­ди­ро­ван к Ка­ва­ле­гард­ско­му пол­ку, где слу­жил до де­каб­ря 1817 го­да. На ми­ни­а­тю­ре он изо­бра­жен в па­рад­ной фор­ме Ка­ва­лер­гард­ско­го пол­ка, на гру­ди – ор­ден Свя­то­го Вла­ди­ми­ра 4-ой сте­пе­ни с бан­том. «Отец был сред­не­го рос­та, хо­ро­шо сло­жен­ный, жи­вой санг­ви­ник, с при­ят­ным ли­цом и с всег­да груст­ны­ми гла­за­ми», – так о внеш­нос­ти от­ца рас­ска­зы­вал Лев Толс­той.

За­кон­чив во­ен­ную служ­бу в мар­те 1819 го­да «по бо­лез­ни» в чи­не под­пол­ков­ни­ка, Ни­ко­лай Иль­ич слу­жил «смот­ри­тель­ским по­мощ­ни­ком» в Мос­ков­ском во­ен­но-си­рот­ском от­де­ле­нии при Мос­ков­ском ко­мен­дант­ском управ­ле­нии. В июле 1822 го­да он же­нил­ся на княж­не Ма­рии Нико­ла­ев­не Вол­кон­ской. Еще из ар­мии он пи­сал сест­рам: «...Я ду­маю о счастье жить в без­вест­нос­ти с ми­лой же­ной, окру­жен­ной деть­ми мал ма­ла мень­ши­ми...». Ве­дя иму­щест­вен­ные де­ла, Ни­ко­лай Иль­ич смог оста­вить пя­те­рым де­тям су­щест­вен­ное на­следст­во. Он вы­ку­пил взя­тое в опе­ку за дол­ги от­ца ро­до­вое име­ние Ни­коль­ское-Вя­зем­ское, при­о­брел име­ние Пи­ро­го­во, за­вер­шил стро­и­тельст­во боль­шо­го до­ма в Яс­ной По­ля­не. Толс­той пи­сал: «До­ма отец, кро­ме за­ня­тия хо­зяйст­вом и на­ми, деть­ми, еще мно­го чи­тал. Он со­би­рал биб­лио­те­ку, со­сто­я­щую, по то­му вре­ме­ни, в фран­цуз­ских клас­си­ках, ис­то­ри­чес­ких и ес­тест­вен­но-ис­то­ри­чес­ких со­чи­не­ни­ях – Бю­фон, Кювье», увле­кал­ся он так­же и охо­той.

Пос­ле смер­ти же­ны Ни­ко­лай Иль­ич по­свя­тил се­бя вос­пи­та­нию де­тей и хо­зяйст­вен­ным де­лам. Умер он в Ту­ле 21 июня 1837 го­да от  «кро­вя­но­го уда­ра». Смерть от­ца ста­ла для Льва Толс­то­го од­ним из са­мых силь­ных впе­чат­ле­ний, он вспо­ми­нал, что дол­гое вре­мя вгля­ды­вал­ся в ли­ца про­хо­жих, на­де­ясь отыс­кать его.

В «Вос­по­ми­на­ни­ях» Лев Ни­ко­ла­е­вич пи­сал: «Нач­ну с то­го, что я яс­но пом­ню, с то­го ме­с­та и тех лиц, ко­то­рые окру­жа­ли ме­ня с пер­вых лет. Пер­вое мес­то сре­ди этих лиц за­ни­ма­ет, хо­тя и не по вли­я­нию на ме­ня, но по мо­е­му чувст­ву к не­му, ра­зу­ме­ет­ся, мой отец. <...> Я по­ни­мал то, что отец ни­ког­да ни пе­ред кем не уни­жал­ся, не из­ме­нял сво­е­го бой­ко­го, ве­се­ло­го и час­то на­смеш­ли­во­го то­на. И это чувст­во собст­вен­но­го до­сто­инст­ва, ко­то­рое я ви­дел в нем, уве­ли­чи­ва­ло мою лю­бовь, мое вос­хи­ще­ние пе­ред ним». Не­ко­то­рые чер­ты жиз­ни и ха­рак­те­ра от­ца Лев Толс­той изоб­ра­зил в ро­ма­не «Вой­на и мир» в об­ра­зе Ни­ко­лая Рос­то­ва.
Отец Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го.

Стар­ший сын гра­фа Ильи Ан­дре­еви­ча Толс­то­го и гра­фи­ни Пе­ла­геи Ни­ко­ла­ев­ны Толс­той. Он был об­ра­зо­ван, сво­бод­но вла­дел фран­цуз­ским и не­мец­ким язы­ка­ми, ин­те­ре­со­вал­ся му­зы­кой, по­э­зи­ей и жи­во­писью. Еще шес­ти­лет­ним маль­чи­ком он был за­пи­сан в граж­дан­скую служ­бу, но в 17 лет упро­сил ро­ди­те­лей пе­ре­вес­ти его на во­ен­ную служ­бу.

В дейст­ву­ющую ар­мию Ни­ко­лай Иль­ич (к то­му вре­ме­ни пе­ре­ве­ден­ный в Ир­кут­ский гу­сар­ский полк и при­ко­ман­ди­ро­ван­ный адъ­ютан­том к ге­не­ра­лу А. И. Гор­ча­ко­ву) при­был в де­каб­ре 1812 го­да. Во­ен­ные кар­ти­ны про­из­ве­ли на не­го тя­же­лое впе­чат­ле­ние. «Я ви­дел все то, что вой­на име­ет ужас­ное; я ви­дел ме­с­та, верст на де­сять за­се­ян­ные те­ла­ми...», – пи­сал он ро­ди­те­лям. Ни­ко­лай Иль­ич Толс­той участ­во­вал в сра­же­ни­ях за Дрез­ден, «бит­ве на­ро­дов» под Лейп­ци­гом. За от­ли­чие в бо­ях был на­граж­ден ор­де­ном Свя­то­го Вла­ди­ми­ра 4-ой сте­пе­ни и по­лу­чил чин штабс-рот­мист­ра.

В ок­тяб­ре 1813 го­да, ис­пол­няя по­ру­че­ние Вит­ген­штей­на, Толс­той от­пра­вил­ся курь­е­ром в Пе­тер­бург, но на об­рат­ном пу­ти был за­хва­чен в плен фран­цу­за­ми и осво­бож­ден из пле­на рус­ски­ми вой­ска­ми в мар­те 1814 го­да.

По воз­вра­ще­нии в Пе­тер­бург ле­том 1814 го­да Ни­ко­лай Иль­ич был при­ко­ман­ди­ро­ван к Ка­ва­ле­гард­ско­му пол­ку, где слу­жил до де­каб­ря 1817 го­да. На ми­ни­а­тю­ре он изо­бра­жен в па­рад­ной фор­ме Ка­ва­лер­гард­ско­го пол­ка, на гру­ди – ор­ден Свя­то­го Вла­ди­ми­ра 4-ой сте­пе­ни с бан­том. «Отец был сред­не­го рос­та, хо­ро­шо сло­жен­ный, жи­вой санг­ви­ник, с при­ят­ным ли­цом и с всег­да груст­ны­ми гла­за­ми», – так о внеш­нос­ти от­ца рас­ска­зы­вал Лев Толс­той.

За­кон­чив во­ен­ную служ­бу в мар­те 1819 го­да «по бо­лез­ни» в чи­не под­пол­ков­ни­ка, Ни­ко­лай Иль­ич слу­жил «смот­ри­тель­ским по­мощ­ни­ком» в Мос­ков­ском во­ен­но-си­рот­ском от­де­ле­нии при Мос­ков­ском ко­мен­дант­ском управ­ле­нии. В июле 1822 го­да он же­нил­ся на княж­не Ма­рии Нико­ла­ев­не Вол­кон­ской. Еще из ар­мии он пи­сал сест­рам: «...Я ду­маю о счастье жить в без­вест­нос­ти с ми­лой же­ной, окру­жен­ной деть­ми мал ма­ла мень­ши­ми...». Ве­дя иму­щест­вен­ные де­ла, Ни­ко­лай Иль­ич смог оста­вить пя­те­рым де­тям су­щест­вен­ное на­следст­во. Он вы­ку­пил взя­тое в опе­ку за дол­ги от­ца ро­до­вое име­ние Ни­коль­ское-Вя­зем­ское, при­о­брел име­ние Пи­ро­го­во, за­вер­шил стро­и­тельст­во боль­шо­го до­ма в Яс­ной По­ля­не. Толс­той пи­сал: «До­ма отец, кро­ме за­ня­тия хо­зяйст­вом и на­ми, деть­ми, еще мно­го чи­тал. Он со­би­рал биб­лио­те­ку, со­сто­я­щую, по то­му вре­ме­ни, в фран­цуз­ских клас­си­ках, ис­то­ри­чес­ких и ес­тест­вен­но-ис­то­ри­чес­ких со­чи­не­ни­ях – Бю­фон, Кювье», увле­кал­ся он так­же и охо­той.

Пос­ле смер­ти же­ны Ни­ко­лай Иль­ич по­свя­тил се­бя вос­пи­та­нию де­тей и хо­зяйст­вен­ным де­лам. Умер он в Ту­ле 21 июня 1837 го­да от  «кро­вя­но­го уда­ра». Смерть от­ца ста­ла для Льва Толс­то­го од­ним из са­мых силь­ных впе­чат­ле­ний, он вспо­ми­нал, что дол­гое вре­мя вгля­ды­вал­ся в ли­ца про­хо­жих, на­де­ясь отыс­кать его.

В «Вос­по­ми­на­ни­ях» Лев Ни­ко­ла­е­вич пи­сал: «Нач­ну с то­го, что я яс­но пом­ню, с то­го ме­с­та и тех лиц, ко­то­рые окру­жа­ли ме­ня с пер­вых лет. Пер­вое мес­то сре­ди этих лиц за­ни­ма­ет, хо­тя и не по вли­я­нию на ме­ня, но по мо­е­му чувст­ву к не­му, ра­зу­ме­ет­ся, мой отец. <...> Я по­ни­мал то, что отец ни­ког­да ни пе­ред кем не уни­жал­ся, не из­ме­нял сво­е­го бой­ко­го, ве­се­ло­го и час­то на­смеш­ли­во­го то­на. И это чувст­во собст­вен­но­го до­сто­инст­ва, ко­то­рое я ви­дел в нем, уве­ли­чи­ва­ло мою лю­бовь, мое вос­хи­ще­ние пе­ред ним». Не­ко­то­рые чер­ты жиз­ни и ха­рак­те­ра от­ца Лев Толс­той изоб­ра­зил в ро­ма­не «Вой­на и мир» в об­ра­зе Ни­ко­лая Рос­то­ва.
Миниатюра.
Портрет графа Н. И. Толстого.
1814 - 1816 гг.
Николай Ильич Толстой
1794 — 1837
Отец Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го.

Стар­ший сын гра­фа Ильи Ан­дре­еви­ча Толс­то­го и гра­фи­ни Пе­ла­геи Ни­ко­ла­ев­ны Толс­той. Он был об­ра­зо­ван, сво­бод­но вла­дел фран­цуз­ским и не­мец­ким язы­ка­ми, ин­те­ре­со­вал­ся му­зы­кой, по­э­зи­ей и жи­во­писью. Еще шес­ти­лет­ним маль­чи­ком он был за­пи­сан в граж­дан­скую служ­бу, но в 17 лет упро­сил ро­ди­те­лей пе­ре­вес­ти его на во­ен­ную служ­бу.

В дейст­ву­ющую ар­мию Ни­ко­лай Иль­ич (к то­му вре­ме­ни пе­ре­ве­ден­ный в Ир­кут­ский гу­сар­ский полк и при­ко­ман­ди­ро­ван­ный адъ­ютан­том к ге­не­ра­лу А. И. Гор­ча­ко­ву) при­был в де­каб­ре 1812 го­да. Во­ен­ные кар­ти­ны про­из­ве­ли на не­го тя­же­лое впе­чат­ле­ние. «Я ви­дел все то, что вой­на име­ет ужас­ное; я ви­дел ме­с­та, верст на де­сять за­се­ян­ные те­ла­ми...», – пи­сал он ро­ди­те­лям. Ни­ко­лай Иль­ич Толс­той участ­во­вал в сра­же­ни­ях за Дрез­ден, «бит­ве на­ро­дов» под Лейп­ци­гом. За от­ли­чие в бо­ях был на­граж­ден ор­де­ном Свя­то­го Вла­ди­ми­ра 4-ой сте­пе­ни и по­лу­чил чин штабс-рот­мист­ра.

В ок­тяб­ре 1813 го­да, ис­пол­няя по­ру­че­ние Вит­ген­штей­на, Толс­той от­пра­вил­ся курь­е­ром в Пе­тер­бург, но на об­рат­ном пу­ти был за­хва­чен в плен фран­цу­за­ми и осво­бож­ден из пле­на рус­ски­ми вой­ска­ми в мар­те 1814 го­да.

По воз­вра­ще­нии в Пе­тер­бург ле­том 1814 го­да Ни­ко­лай Иль­ич был при­ко­ман­ди­ро­ван к Ка­ва­ле­гард­ско­му пол­ку, где слу­жил до де­каб­ря 1817 го­да. На ми­ни­а­тю­ре он изо­бра­жен в па­рад­ной фор­ме Ка­ва­лер­гард­ско­го пол­ка, на гру­ди – ор­ден Свя­то­го Вла­ди­ми­ра 4-ой сте­пе­ни с бан­том. «Отец был сред­не­го рос­та, хо­ро­шо сло­жен­ный, жи­вой санг­ви­ник, с при­ят­ным ли­цом и с всег­да груст­ны­ми гла­за­ми», – так о внеш­нос­ти от­ца рас­ска­зы­вал Лев Толс­той.

За­кон­чив во­ен­ную служ­бу в мар­те 1819 го­да «по бо­лез­ни» в чи­не под­пол­ков­ни­ка, Ни­ко­лай Иль­ич слу­жил «смот­ри­тель­ским по­мощ­ни­ком» в Мос­ков­ском во­ен­но-си­рот­ском от­де­ле­нии при Мос­ков­ском ко­мен­дант­ском управ­ле­нии. В июле 1822 го­да он же­нил­ся на княж­не Ма­рии Нико­ла­ев­не Вол­кон­ской. Еще из ар­мии он пи­сал сест­рам: «...Я ду­маю о счастье жить в без­вест­нос­ти с ми­лой же­ной, окру­жен­ной деть­ми мал ма­ла мень­ши­ми...». Ве­дя иму­щест­вен­ные де­ла, Ни­ко­лай Иль­ич смог оста­вить пя­те­рым де­тям су­щест­вен­ное на­следст­во. Он вы­ку­пил взя­тое в опе­ку за дол­ги от­ца ро­до­вое име­ние Ни­коль­ское-Вя­зем­ское, при­о­брел име­ние Пи­ро­го­во, за­вер­шил стро­и­тельст­во боль­шо­го до­ма в Яс­ной По­ля­не. Толс­той пи­сал: «До­ма отец, кро­ме за­ня­тия хо­зяйст­вом и на­ми, деть­ми, еще мно­го чи­тал. Он со­би­рал биб­лио­те­ку, со­сто­я­щую, по то­му вре­ме­ни, в фран­цуз­ских клас­си­ках, ис­то­ри­чес­ких и ес­тест­вен­но-ис­то­ри­чес­ких со­чи­не­ни­ях – Бю­фон, Кювье», увле­кал­ся он так­же и охо­той.

Пос­ле смер­ти же­ны Ни­ко­лай Иль­ич по­свя­тил се­бя вос­пи­та­нию де­тей и хо­зяйст­вен­ным де­лам. Умер он в Ту­ле 21 июня 1837 го­да от «кро­вя­но­го уда­ра». Смерть от­ца ста­ла для Льва Толс­то­го од­ним из са­мых силь­ных впе­чат­ле­ний, он вспо­ми­нал, что дол­гое вре­мя вгля­ды­вал­ся в ли­ца про­хо­жих, на­де­ясь отыс­кать его.

В «Вос­по­ми­на­ни­ях» Лев Ни­ко­ла­е­вич пи­сал: «Нач­ну с то­го, что я яс­но пом­ню, с то­го ме­с­та и тех лиц, ко­то­рые окру­жа­ли ме­ня с пер­вых лет. Пер­вое мес­то сре­ди этих лиц за­ни­ма­ет, хо­тя и не по вли­я­нию на ме­ня, но по мо­е­му чувст­ву к не­му, ра­зу­ме­ет­ся, мой отец. <...> Я по­ни­мал то, что отец ни­ког­да ни пе­ред кем не уни­жал­ся, не из­ме­нял сво­е­го бой­ко­го, ве­се­ло­го и час­то на­смеш­ли­во­го то­на. И это чувст­во собст­вен­но­го до­сто­инст­ва, ко­то­рое я ви­дел в нем, уве­ли­чи­ва­ло мою лю­бовь, мое вос­хи­ще­ние пе­ред ним». Не­ко­то­рые чер­ты жиз­ни и ха­рак­те­ра от­ца Лев Толс­той изоб­ра­зил в ро­ма­не «Вой­на и мир» в об­ра­зе Ни­ко­лая Рос­то­ва.
Александра Ильинична Толстая
1795 — 1841
Александра Ильинична Толстая
1795 — 1841
Неизвестный художник.
Портрет графини А. И. Толстой.
1810-е гг.
Неизвестный художник.
Портрет графини А. И. Толстой.
1810-е гг.
Тет­ка Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии. В за­му­жест­ве Ос­тен-Са­кен.

Стар­шая дочь гра­фа Ильи Ан­дре­еви­ча Толс­то­го и Пе­ла­геи Ни­ко­ла­ев­ны Толс­той. Али­на, как ее зва­ли в семье, об­ра­зо­ван­ная, му­зы­каль­ная, бы­ла не­за­у­ряд­ной ар­фист­кой и в мо­ло­до­сти блис­та­ла в пе­тер­бург­ском све­те. В де­вят­над­цать лет она вы­шла за­муж за гра­фа Кар­ла Ива­но­ви­ча Ос­тен-Са­ке­на (1787 – 1855). Брак не при­нес счастья – вско­ре пос­ле свадьбы у суп­ру­га об­на­ру­жи­лись при­зна­ки пси­хи­чес­ко­го рас­строй­ства, сна­ча­ла про­яв­ляв­ши­е­ся как при­сту­пы не­кон­тро­ли­ру­е­мой рев­нос­ти, и пе­ре­тек­шие за­тем в ма­нию пре­сле­до­ва­ния. Пос­ле двух по­ку­ше­ний на жизнь сво­ей же­ны он был по­ме­щен в за­ве­де­ние для ду­шев­но­боль­ных, где про­вел оста­ток дней.

Ис­то­рия не­удач­но­го суп­ру­жест­ва из­ме­ни­ла ха­рак­тер Алек­сан­дры Иль­и­нич­ны, пре­вра­тив­шей­ся в  «cкуч­ную бо­го­мол­ку», как она иро­нич­но на­зва­ла се­бя в од­ном из пи­сем. На­бож­ность ее не бы­ла по­каз­ной, и весь об­раз жиз­ни но­сил от­пе­ча­ток глу­бо­кой ре­ли­ги­оз­нос­ти – она от­ка­за­лась от рос­ко­ши, по­се­ща­ла мо­на­сты­ри, по­мо­га­ла бед­ным.

Пос­ле смер­ти Ни­ко­лая Иль­и­ча Толс­то­го Алек­сан­дра Ильи­нич­на взя­ла на се­бя опе­кун­ство над оси­ро­тев­ши­ми пле­мян­ни­ка­ми и за­бо­ты об их иму­щест­вен­ном по­ло­же­нии. Рас­стро­ен­ные де­ла тре­бо­ва­ли боль­ших хло­пот. В од­ном из пи­сем она рас­ска­зы­ва­ла: «...на­ши де­ла в Се­на­те при­чи­ня­ют мне мно­го хло­пот, нуж­но дейст­во­вать, про­сить, умо­лять». Ее здо­ровье ухуд­ша­лось, и в воз­рас­те со­ро­ка шес­ти лет она умер­ла в Оп­ти­ной пу­с­ты­ни.

«То ре­ли­ги­оз­ное чувст­во, ко­то­рое на­пол­ня­ло ее ду­шу, оче­вид­но, бы­ло так важ­но для нее, бы­ло до та­кой сте­пе­ни вы­ше все­го осталь­но­го, что она не мог­ла сер­дить­ся, огор­чать­ся чем-ни­будь, не мог­ла при­пи­сы­вать мир­ским де­лам ту важ­ность, ко­то­рая им обык­но­вен­но при­пи­сы­ва­ет­ся. Она за­бо­ти­лась о нас, ког­да бы­ла на­шей опе­кун­шей, но все, что она де­ла­ла, не по­гло­ща­ло ее ду­ши, все бы­ло под­чи­не­но слу­же­нию бо­гу, как она по­ни­ма­ла это слу­же­ние», – пи­сал о ней Толс­той. От­дель­ные чер­ты лич­нос­ти Алек­сан­дры Ильи­нич­ны, на­при­мер, ее ре­ли­ги­оз­ность, свойст­вен­ны об­ра­зу Марьи Бол­кон­ской в ро­ма­не «Вой­на и мир».
Тет­ка Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии. В за­му­жест­ве Ос­тен-Са­кен.

Стар­шая дочь гра­фа Ильи Ан­дре­еви­ча Толс­то­го и Пе­ла­геи Ни­ко­ла­ев­ны Толс­той. Али­на, как ее зва­ли в семье, об­ра­зо­ван­ная, му­зы­каль­ная, бы­ла не­за­у­ряд­ной ар­фист­кой и в мо­ло­до­сти блис­та­ла в пе­тер­бург­ском све­те. В де­вят­над­цать лет она вы­шла за­муж за гра­фа Кар­ла Ива­но­ви­ча Ос­тен-Са­ке­на (1787 – 1855). Брак не при­нес счастья – вско­ре пос­ле свадьбы у суп­ру­га об­на­ру­жи­лись при­зна­ки пси­хи­чес­ко­го рас­строй­ства, сна­ча­ла про­яв­ляв­ши­е­ся как при­сту­пы не­кон­тро­ли­ру­е­мой рев­нос­ти, и пе­ре­тек­шие за­тем в ма­нию пре­сле­до­ва­ния. Пос­ле двух по­ку­ше­ний на жизнь сво­ей же­ны он был по­ме­щен в за­ве­де­ние для ду­шев­но­боль­ных, где про­вел оста­ток дней.

Ис­то­рия не­удач­но­го суп­ру­жест­ва из­ме­ни­ла ха­рак­тер Алек­сан­дры Иль­и­нич­ны, пре­вра­тив­шей­ся в  «cкуч­ную бо­го­мол­ку», как она иро­нич­но на­зва­ла се­бя в од­ном из пи­сем. На­бож­ность ее не бы­ла по­каз­ной, и весь об­раз жиз­ни но­сил от­пе­ча­ток глу­бо­кой ре­ли­ги­оз­нос­ти – она от­ка­за­лась от рос­ко­ши, по­се­ща­ла мо­на­сты­ри, по­мо­га­ла бед­ным.

Пос­ле смер­ти Ни­ко­лая Иль­и­ча Толс­то­го Алек­сан­дра Ильи­нич­на взя­ла на се­бя опе­кун­ство над оси­ро­тев­ши­ми пле­мян­ни­ка­ми и за­бо­ты об их иму­щест­вен­ном по­ло­же­нии. Рас­стро­ен­ные де­ла тре­бо­ва­ли боль­ших хло­пот. В од­ном из пи­сем она рас­ска­зы­ва­ла: «...на­ши де­ла в Се­на­те при­чи­ня­ют мне мно­го хло­пот, нуж­но дейст­во­вать, про­сить, умо­лять». Ее здо­ровье ухуд­ша­лось, и в воз­рас­те со­ро­ка шес­ти лет она умер­ла в Оп­ти­ной пу­с­ты­ни.

«То ре­ли­ги­оз­ное чувст­во, ко­то­рое на­пол­ня­ло ее ду­шу, оче­вид­но, бы­ло так важ­но для нее, бы­ло до та­кой сте­пе­ни вы­ше все­го осталь­но­го, что она не мог­ла сер­дить­ся, огор­чать­ся чем-ни­будь, не мог­ла при­пи­сы­вать мир­ским де­лам ту важ­ность, ко­то­рая им обык­но­вен­но при­пи­сы­ва­ет­ся. Она за­бо­ти­лась о нас, ког­да бы­ла на­шей опе­кун­шей, но все, что она де­ла­ла, не по­гло­ща­ло ее ду­ши, все бы­ло под­чи­не­но слу­же­нию бо­гу, как она по­ни­ма­ла это слу­же­ние», – пи­сал о ней Толс­той. От­дель­ные чер­ты лич­нос­ти Алек­сан­дры Ильи­нич­ны, на­при­мер, ее ре­ли­ги­оз­ность, свойст­вен­ны об­ра­зу Марьи Бол­кон­ской в ро­ма­не «Вой­на и мир».
Неизвестный художник.
Портрет графини А. И. Толстой.
1810-е гг.
Александра Ильинична Толстая
1795 — 1841
Тет­ка Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии. В за­му­жест­ве Ос­тен-Са­кен.

Стар­шая дочь гра­фа Ильи Ан­дре­еви­ча Толс­то­го и Пе­ла­геи Ни­ко­ла­ев­ны Толс­той. Али­на, как ее зва­ли в семье, об­ра­зо­ван­ная, му­зы­каль­ная, бы­ла не­за­у­ряд­ной ар­фист­кой и в мо­ло­до­сти блис­та­ла в пе­тер­бург­ском све­те. В де­вят­над­цать лет она вы­шла за­муж за гра­фа Кар­ла Ива­но­ви­ча Ос­тен-Са­ке­на (1787 – 1855). Брак не при­нес счастья – вско­ре пос­ле свадьбы у суп­ру­га об­на­ру­жи­лись при­зна­ки пси­хи­чес­ко­го рас­строй­ства, сна­ча­ла про­яв­ляв­ши­е­ся как при­сту­пы не­кон­тро­ли­ру­е­мой рев­нос­ти, и пе­ре­тек­шие за­тем в ма­нию пре­сле­до­ва­ния. Пос­ле двух по­ку­ше­ний на жизнь сво­ей же­ны он был по­ме­щен в за­ве­де­ние для ду­шев­но­боль­ных, где про­вел оста­ток дней.

Ис­то­рия не­удач­но­го суп­ру­жест­ва из­ме­ни­ла ха­рак­тер Алек­сан­дры Иль­и­нич­ны, пре­вра­тив­шей­ся в «cкуч­ную бо­го­мол­ку», как она иро­нич­но на­зва­ла се­бя в од­ном из пи­сем. На­бож­ность ее не бы­ла по­каз­ной, и весь об­раз жиз­ни но­сил от­пе­ча­ток глу­бо­кой ре­ли­ги­оз­нос­ти – она от­ка­за­лась от рос­ко­ши, по­се­ща­ла мо­на­сты­ри, по­мо­га­ла бед­ным.

Пос­ле смер­ти Ни­ко­лая Иль­и­ча Толс­то­го Алек­сан­дра Ильи­нич­на взя­ла на се­бя опе­кун­ство над оси­ро­тев­ши­ми пле­мян­ни­ка­ми и за­бо­ты об их иму­щест­вен­ном по­ло­же­нии. Рас­стро­ен­ные де­ла тре­бо­ва­ли боль­ших хло­пот. В од­ном из пи­сем она рас­ска­зы­ва­ла: «...на­ши де­ла в Се­на­те при­чи­ня­ют мне мно­го хло­пот, нуж­но дейст­во­вать, про­сить, умо­лять». Ее здо­ровье ухуд­ша­лось, и в воз­рас­те со­ро­ка шес­ти лет она умер­ла в Оп­ти­ной пу­с­ты­ни.

«То ре­ли­ги­оз­ное чувст­во, ко­то­рое на­пол­ня­ло ее ду­шу, оче­вид­но, бы­ло так важ­но для нее, бы­ло до та­кой сте­пе­ни вы­ше все­го осталь­но­го, что она не мог­ла сер­дить­ся, огор­чать­ся чем-ни­будь, не мог­ла при­пи­сы­вать мир­ским де­лам ту важ­ность, ко­то­рая им обык­но­вен­но при­пи­сы­ва­ет­ся. Она за­бо­ти­лась о нас, ког­да бы­ла на­шей опе­кун­шей, но все, что она де­ла­ла, не по­гло­ща­ло ее ду­ши, все бы­ло под­чи­не­но слу­же­нию бо­гу, как она по­ни­ма­ла это слу­же­ние», – пи­сал о ней Толс­той. От­дель­ные чер­ты лич­нос­ти Алек­сан­дры Ильи­нич­ны, на­при­мер, ее ре­ли­ги­оз­ность, свойст­вен­ны об­ра­зу Марьи Бол­кон­ской в ро­ма­не «Вой­на и мир».
Пелагея Ильинична Толстая
1797 (1801?) — 1875
Пелагея Ильинична Толстая
1797 (1801?) — 1875
Неизвестный художник.
Портрет графини П. И. Толстой.
1810-е гг.
Неизвестный художник.
Портрет графини П. И. Толстой.
1810-е гг.
Тет­ка Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии. В за­му­жест­ве Юш­ко­ва.

По­ли­на, как зва­ли ее в семье, бы­ла очень друж­на со сво­им род­ным бра­том – Ни­ко­ла­ем Иль­ичом Тол­с­тым, от­цом пи­са­те­ля. Лев Толс­той ха­рак­те­ри­зо­вал ее, как жен­щи­ну «добрую и очень на­бож­ную» и вмес­те с тем «лег­ко­мыс­лен­ную и тще­слав­ную». В 1818 го­ду По­ли­ну вы­да­ли за­муж за гу­сар­ско­го пол­ков­ни­ка в от­став­ке, участ­ни­ка Оте­чест­вен­ной вой­ны 1812 го­да и за­гра­нич­ных по­хо­дов 1813 – 1815 го­дов, Вла­ди­ми­ра Ива­но­ви­ча Юш­ко­ва (1789 – 1869).

Суп­ру­ги жи­ли в Ка­за­ни и при­над­ле­жа­ли к выс­ше­му об­ще­ству это­го го­ро­да. Они бы­ли ма­ло под­хо­дя­щей друг дру­гу па­рой. Пе­ла­гея Иль­и­нич­на, очень тре­бо­ва­тель­ная к со­блю­де­нию свет­ских при­ли­чий, бы­ла во­пло­ще­ни­ем «хо­ро­ше­го то­на». Ее муж (ост­ряк, стре­мив­ший­ся под­дер­жи­вать свою ре­пу­та­цию со­блаз­ни­те­ля) от­кро­вен­но на­смеш­ни­чал над при­страс­ти­я­ми сво­ей суп­ру­ги.

В 1841 го­ду пос­ле смер­ти сво­ей сест­ры Алек­сан­дры Ильи­ничны Ос­тен-Са­кен Пе­ла­ гея Ильи­нич­на Юш­ко­ва при­еха­ла в Моск­ву, что­бы за­брать пле­мян­ни­ков – Ни­ко­лая, Сер­гея, Дмит­рия, Льва и Ма­рию – к се­бе на по­пе­че­ние. Их по­яв­ле­ние в ка­зан­ском до­ме Юш­ко­вых не на­ру­ши­ло уста­но­вив­ших­ся там обы­ча­ев и при­вы­чек. На млад­ше­го из брать­ев – Льва – «бон­тон­ность» [со­блю­де­ние свет­ских при­ли­чий, хо­ро­ше­го то­на] тет­ки ока­за­ла боль­шое вли­я­ние. Он счи­тал, что утон­чен­ность ма­нер по­мо­жет ему ком­пен­си­ро­вать не­до­стат­ки внеш­нос­ти.

Пе­ла­гея Иль­и­нич­на уеха­ла из Ка­за­ни в Яс­ную По­ля­ну вслед за Львом в 1847 го­ду. В 1875 го­ду она скон­ча­лась в до­ме пле­мян­ни­ка пос­ле тя­же­лой бо­лез­ни. Толс­той пи­сал об этом сво­ей дво­ю­род­ной тет­ке Алек­сан­дре Ан­дре­ев­не: «мне ее жал­ко по­те­рять, жал­ко это по­след­нее вос­по­ми­на­ние о про­шед­шем по­ко­ле­нии мо­е­го от­ца, ма­те­ри...».
Тет­ка Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии. В за­му­жест­ве Юш­ко­ва.

По­ли­на, как зва­ли ее в семье, бы­ла очень друж­на со сво­им род­ным бра­том – Ни­ко­ла­ем Иль­ичом Тол­с­тым, от­цом пи­са­те­ля. Лев Толс­той ха­рак­те­ри­зо­вал ее, как жен­щи­ну «добрую и очень на­бож­ную» и вмес­те с тем «лег­ко­мыс­лен­ную и тще­слав­ную». В 1818 го­ду По­ли­ну вы­да­ли за­муж за гу­сар­ско­го пол­ков­ни­ка в от­став­ке, участ­ни­ка Оте­чест­вен­ной вой­ны 1812 го­да и за­гра­нич­ных по­хо­дов 1813 – 1815 го­дов, Вла­ди­ми­ра Ива­но­ви­ча Юш­ко­ва (1789 – 1869).

Суп­ру­ги жи­ли в Ка­за­ни и при­над­ле­жа­ли к выс­ше­му об­ще­ству это­го го­ро­да. Они бы­ли ма­ло под­хо­дя­щей друг дру­гу па­рой. Пе­ла­гея Иль­и­нич­на, очень тре­бо­ва­тель­ная к со­блю­де­нию свет­ских при­ли­чий, бы­ла во­пло­ще­ни­ем «хо­ро­ше­го то­на». Ее муж (ост­ряк, стре­мив­ший­ся под­дер­жи­вать свою ре­пу­та­цию со­блаз­ни­те­ля) от­кро­вен­но на­смеш­ни­чал над при­страс­ти­я­ми сво­ей суп­ру­ги.

В 1841 го­ду пос­ле смер­ти сво­ей сест­ры Алек­сан­дры Ильи­ничны Ос­тен-Са­кен Пе­ла­ гея Ильи­нич­на Юш­ко­ва при­еха­ла в Моск­ву, что­бы за­брать пле­мян­ни­ков – Ни­ко­лая, Сер­гея, Дмит­рия, Льва и Ма­рию – к се­бе на по­пе­че­ние. Их по­яв­ле­ние в ка­зан­ском до­ме Юш­ко­вых не на­ру­ши­ло уста­но­вив­ших­ся там обы­ча­ев и при­вы­чек. На млад­ше­го из брать­ев – Льва – «бон­тон­ность» [со­блю­де­ние свет­ских при­ли­чий, хо­ро­ше­го то­на] тет­ки ока­за­ла боль­шое вли­я­ние. Он счи­тал, что утон­чен­ность ма­нер по­мо­жет ему ком­пен­си­ро­вать не­до­стат­ки внеш­нос­ти.

Пе­ла­гея Иль­и­нич­на уеха­ла из Ка­за­ни в Яс­ную По­ля­ну вслед за Львом в 1847 го­ду. В 1875 го­ду она скон­ча­лась в до­ме пле­мян­ни­ка пос­ле тя­же­лой бо­лез­ни. Толс­той пи­сал об этом сво­ей дво­ю­род­ной тет­ке Алек­сан­дре Ан­дре­ев­не: «мне ее жал­ко по­те­рять, жал­ко это по­след­нее вос­по­ми­на­ние о про­шед­шем по­ко­ле­нии мо­е­го от­ца, ма­те­ри...».
Неизвестный художник.
Портрет графини П. И. Толстой.
1810-е гг.
Пелагея Ильинична Толстая
1797 (1801?) — 1875
Тет­ка Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го по от­цов­ской ли­нии. В за­му­жест­ве Юш­ко­ва.

По­ли­на, как зва­ли ее в семье, бы­ла очень друж­на со сво­им род­ным бра­том – Ни­ко­ла­ем Иль­ичом Тол­с­тым, от­цом пи­са­те­ля. Лев Толс­той ха­рак­те­ри­зо­вал ее, как жен­щи­ну «добрую и очень на­бож­ную» и вмес­те с тем «лег­ко­мыс­лен­ную и тще­слав­ную». В 1818 го­ду По­ли­ну вы­да­ли за­муж за гу­сар­ско­го пол­ков­ни­ка в от­став­ке, участ­ни­ка Оте­чест­вен­ной вой­ны 1812 го­да и за­гра­нич­ных по­хо­дов 1813 – 1815 го­дов, Вла­ди­ми­ра Ива­но­ви­ча Юш­ко­ва (1789 – 1869).

Суп­ру­ги жи­ли в Ка­за­ни и при­над­ле­жа­ли к выс­ше­му об­ще­ству это­го го­ро­да. Они бы­ли ма­ло под­хо­дя­щей друг дру­гу па­рой. Пе­ла­гея Иль­и­нич­на, очень тре­бо­ва­тель­ная к со­блю­де­нию свет­ских при­ли­чий, бы­ла во­пло­ще­ни­ем «хо­ро­ше­го то­на». Ее муж (ост­ряк, стре­мив­ший­ся под­дер­жи­вать свою ре­пу­та­цию со­блаз­ни­те­ля) от­кро­вен­но на­смеш­ни­чал над при­страс­ти­я­ми сво­ей суп­ру­ги.

В 1841 го­ду пос­ле смер­ти сво­ей сест­ры Алек­сан­дры Ильи­ничны Ос­тен-Са­кен Пе­ла­гея Ильи­нич­на Юш­ко­ва при­еха­ла в Моск­ву, что­бы за­брать пле­мян­ни­ков – Ни­ко­лая, Сер­гея, Дмит­рия, Льва и Ма­рию – к се­бе на по­пе­че­ние. Их по­яв­ле­ние в ка­зан­ском до­ме Юш­ко­вых не на­ру­ши­ло уста­но­вив­ших­ся там обы­ча­ев и при­вы­чек. На млад­ше­го из бра­ть­ев – Льва – «бон­тон­ность» [со­блю­де­ние свет­ских при­ли­чий, хо­ро­ше­го то­на] тет­ки ока­за­ла боль­шое вли­я­ние. Он счи­тал, что утон­чен­ность ма­нер по­мо­жет ему ком­пен­си­ро­вать не­до­стат­ки внеш­нос­ти.

Пе­ла­гея Иль­и­нич­на уеха­ла из Ка­за­ни в Яс­ную По­ля­ну вслед за Львом в 1847 го­ду. В 1875 го­ду она скон­ча­лась в до­ме пле­мян­ни­ка пос­ле тя­же­лой бо­лез­ни. Толс­той пи­сал об этом сво­ей дво­ю­род­ной тет­ке Алек­сан­дре Ан­дре­ев­не: «мне ее жал­ко по­те­рять, жал­ко это по­след­нее вос­по­ми­на­ние о про­шед­шем по­ко­ле­нии мо­е­го от­ца, ма­те­ри...».
Лев Николаевич Толстой
1828 — 1910
Лев Николаевич Толстой
1828 — 1910
И. Н. Крамской.
Портрет Л. Н. Толстого.
1873 год.
И. Н. Крамской.
Портрет Л. Н. Толстого.
1873 год.
Пер­вая встре­ча Льва Толс­то­го с Ива­ном Ни­ко­ла­еви­чем Крам­ским про­изо­шла зи­мой 1862 – 1863 го­дов в Моск­ве, где ху­дож­ник ра­бо­тал над рос­пи­ся­ми Хра­ма Хрис­та Спа­си­те­ля. Че­рез не­сколь­ко лет, в 1869 го­ду Па­вел Ми­хай­ло­вич Треть­я­ков, со­зда­тель га­ле­реи, за­ду­мав со­брать в сво­ей кол­лек­ции порт­ре­ты вы­да­ю­щих­ся лю­дей, пы­тал­ся по­лу­чить со­гла­сие Толс­то­го на по­зи­ро­ва­ние, но Лев Ни­ко­ла­е­вич от­ка­зы­вал­ся, счи­тая, что ис­кус­ст­во не долж­но слу­жить вос­пе­ва­нию лич­нос­ти.

В на­ча­ле сен­тяб­ря 1873 года Крам­ской по­се­тил Яс­ную По­ля­ну. Их раз­го­вор с Тол­с­тым про­дол­жал­ся бо­лее двух ча­сов: «4 ра­за я воз­вра­щал­ся к порт­ре­ту и все без­ус­пеш­но; ни­ка­кие прось­бы и ар­гу­мен­ты на не­го не дейст­во­ва­ли», – вспо­ми­нал ху­дож­ник. По­след­ним до­во­дом ста­ло утверж­де­ние Крам­ско­го, что порт­рет Толс­то­го «лет че­рез 30, 40, 50 бу­дет на­пи­сан, и тог­да оста­нет­ся толь­ко по­жа­леть, что порт­рет не был сде­лан своев­ре­мен­но». Из даль­ней­ше­го раз­го­во­ра вы­яс­ни­лось же­ла­ние Льва Ни­ко­ла­еви­ча иметь порт­рет и для сво­их де­тей. Вспо­ми­ная об этом, Крам­ской рас­ска­зы­вал: «Дуб­ли­ка­тов, – го­во­рю я Льву Ни­ко­ла­е­ви­чу – я не пи­шу. Весь жар оста­ет­ся в ори­ги­на­ле. К пов­то­ре­нию при­хо­дишь остыв­шим, и оно долж­но вый­ти хо­лод­ным. А я дай­те луч­ше на­пи­шу вас дру­гой порт­рет. Вы из двух вы­бе­ри­те, ко­то­рый вам боль­ше при­гля­нет­ся».

В чет­верг, 6 сен­тяб­ря 1873 го­да, был на­чат мень­ший хол­ст – порт­рет, хра­ня­щий­ся в Треть­я­ков­ской га­ле­рее. В три се­ан­са до­бив­шись по­ра­зи­тель­ных ре­зуль­та­тов, Крам­ской при­сту­пил к боль­ше­му хол­сту – яс­но­по­лян­ско­му порт­ре­ту. Софья Ан­дре­ев­на от­ме­ти­ла, что порт­ре­ты, со­зда­вав­ши­е­ся од­но­вре­мен­но, «за­ме­ча­тель­но по­хо­жи, смот­реть страш­но да­же». По ком­по­зи­ции порт­ре­ты раз­ли­ча­ют­ся: на яс­но­по­лян­ском крес­ло раз­вер­ну­то впра­во, го­ло­ва Толс­то­го слег­ка на­кло­не­на к пра­во­му пле­чу, ру­ки ле­жат чуть вы­ше, от­че­го вид­но об­ру­чаль­ное коль­цо на безы­мян­ном паль­це ле­вой ру­ки.

Яс­но­по­лян­ский порт­рет про­из­во­дит впе­чат­ле­ние бо­лее ка­мер­но­го, Толс­той как бы об­ра­щен к са­мо­му се­бе, по­гру­жен в свой внут­рен­ний мир. Не­да­ром Крам­ской го­во­рил о Толс­том как об  «уди­ви­тель­ном» че­ло­ве­ке, ре­зю­ми­руя: «На ге­ния сма­хи­ва­ет».
Пер­вая встре­ча Льва Толс­то­го с Ива­ном Ни­ко­ла­еви­чем Крам­ским про­изо­шла зи­мой 1862 – 1863 го­дов в Моск­ве, где ху­дож­ник ра­бо­тал над рос­пи­ся­ми Хра­ма Хрис­та Спа­си­те­ля. Че­рез не­сколь­ко лет, в 1869 го­ду Па­вел Ми­хай­ло­вич Треть­я­ков, со­зда­тель га­ле­реи, за­ду­мав со­брать в сво­ей кол­лек­ции порт­ре­ты вы­да­ю­щих­ся лю­дей, пы­тал­ся по­лу­чить со­гла­сие Толс­то­го на по­зи­ро­ва­ние, но Лев Ни­ко­ла­е­вич от­ка­зы­вал­ся, счи­тая, что ис­кус­ст­во не долж­но слу­жить вос­пе­ва­нию лич­нос­ти.

В на­ча­ле сен­тяб­ря 1873 года Крам­ской по­се­тил Яс­ную По­ля­ну. Их раз­го­вор с Тол­с­тым про­дол­жал­ся бо­лее двух ча­сов: «4 ра­за я воз­вра­щал­ся к порт­ре­ту и все без­ус­пеш­но; ни­ка­кие прось­бы и ар­гу­мен­ты на не­го не дейст­во­ва­ли», – вспо­ми­нал ху­дож­ник. По­след­ним до­во­дом ста­ло утверж­де­ние Крам­ско­го, что порт­рет Толс­то­го «лет че­рез 30, 40, 50 бу­дет на­пи­сан, и тог­да оста­нет­ся толь­ко по­жа­леть, что порт­рет не был сде­лан своев­ре­мен­но». Из даль­ней­ше­го раз­го­во­ра вы­яс­ни­лось же­ла­ние Льва Ни­ко­ла­еви­ча иметь порт­рет и для сво­их де­тей. Вспо­ми­ная об этом, Крам­ской рас­ска­зы­вал: «Дуб­ли­ка­тов, – го­во­рю я Льву Ни­ко­ла­е­ви­чу – я не пи­шу. Весь жар оста­ет­ся в ори­ги­на­ле. К пов­то­ре­нию при­хо­дишь остыв­шим, и оно долж­но вый­ти хо­лод­ным. А я дай­те луч­ше на­пи­шу вас дру­гой порт­рет. Вы из двух вы­бе­ри­те, ко­то­рый вам боль­ше при­гля­нет­ся».

В чет­верг, 6 сен­тяб­ря 1873 го­да, был на­чат мень­ший хол­ст – порт­рет, хра­ня­щий­ся в Треть­я­ков­ской га­ле­рее. В три се­ан­са до­бив­шись по­ра­зи­тель­ных ре­зуль­та­тов, Крам­ской при­сту­пил к боль­ше­му хол­сту – яс­но­по­лян­ско­му порт­ре­ту. Софья Ан­дре­ев­на от­ме­ти­ла, что порт­ре­ты, со­зда­вав­ши­е­ся од­но­вре­мен­но, «за­ме­ча­тель­но по­хо­жи, смот­реть страш­но да­же». По ком­по­зи­ции порт­ре­ты раз­ли­ча­ют­ся: на яс­но­по­лян­ском крес­ло раз­вер­ну­то впра­во, го­ло­ва Толс­то­го слег­ка на­кло­не­на к пра­во­му пле­чу, ру­ки ле­жат чуть вы­ше, от­че­го вид­но об­ру­чаль­ное коль­цо на безы­мян­ном паль­це ле­вой ру­ки.

Яс­но­по­лян­ский порт­рет про­из­во­дит впе­чат­ле­ние бо­лее ка­мер­но­го, Толс­той как бы об­ра­щен к са­мо­му се­бе, по­гру­жен в свой внут­рен­ний мир. Не­да­ром Крам­ской го­во­рил о Толс­том как об  «уди­ви­тель­ном» че­ло­ве­ке, ре­зю­ми­руя: «На ге­ния сма­хи­ва­ет».
И. Н. Крамской.
Портрет Л. Н. Толстого.
1873 год.
Лев Николаевич Толстой
1828 — 1910
Пер­вая встре­ча Льва Толс­то­го с Ива­ном Ни­ко­ла­еви­чем Крам­ским про­изо­шла зи­мой 1862 – 1863 го­дов в Моск­ве, где ху­дож­ник ра­бо­тал над рос­пи­ся­ми Хра­ма Хрис­та Спа­си­те­ля. Че­рез не­сколь­ко лет, в 1869 го­ду Па­вел Ми­хай­ло­вич Треть­я­ков, со­зда­тель га­ле­реи, за­ду­мав со­брать в сво­ей кол­лек­ции порт­ре­ты вы­да­ю­щих­ся лю­дей, пы­тал­ся по­лу­чить со­гла­сие Толс­то­го на по­зи­ро­ва­ние, но Лев Ни­ко­ла­е­вич от­ка­зы­вал­ся, счи­тая, что ис­кус­ст­во не долж­но слу­жить вос­пе­ва­нию лич­нос­ти.

В на­ча­ле сен­тяб­ря 1873 года Крам­ской по­се­тил Яс­ную По­ля­ну. Их раз­го­вор с Тол­с­тым про­дол­жал­ся бо­лее двух ча­сов: «4 ра­за я воз­вра­щал­ся к порт­ре­ту и все без­ус­пеш­но; ни­ка­кие прось­бы и ар­гу­мен­ты на не­го не дейст­во­ва­ли», – вспо­ми­нал ху­дож­ник. По­след­ним до­во­дом ста­ло утверж­де­ние Крам­ско­го, что порт­рет Толс­то­го «лет че­рез 30, 40, 50 бу­дет на­пи­сан, и тог­да оста­нет­ся толь­ко по­жа­леть, что порт­рет не был сде­лан своев­ре­мен­но». Из даль­ней­ше­го раз­го­во­ра вы­яс­ни­лось же­ла­ние Льва Ни­ко­ла­еви­ча иметь порт­рет и для сво­их де­тей. Вспо­ми­ная об этом, Крам­ской рас­ска­зы­вал: «Дуб­ли­ка­тов, – го­во­рю я Льву Ни­ко­ла­е­ви­чу – я не пи­шу. Весь жар оста­ет­ся в ори­ги­на­ле. К пов­то­ре­нию при­хо­дишь остыв­шим, и оно долж­но вый­ти хо­лод­ным. А я дай­те луч­ше на­пи­шу вас дру­гой порт­рет. Вы из двух вы­бе­ри­те, ко­то­рый вам боль­ше при­гля­нет­ся».

В чет­верг, 6 сен­тяб­ря 1873 го­да, был на­чат мень­ший хол­ст – порт­рет, хра­ня­щий­ся в Треть­я­ков­ской га­ле­рее. В три се­ан­са до­бив­шись по­ра­зи­тель­ных ре­зуль­та­тов, Крам­ской при­сту­пил к боль­ше­му хол­сту – яс­но­по­лян­ско­му порт­ре­ту. Софья Ан­дре­ев­на от­ме­ти­ла, что порт­ре­ты, со­зда­вав­ши­е­ся од­но­вре­мен­но, «за­ме­ча­тель­но по­хо­жи, смот­реть страш­но да­же». По ком­по­зи­ции порт­ре­ты раз­ли­ча­ют­ся: на яс­но­по­лян­ском крес­ло раз­вер­ну­то впра­во, го­ло­ва Толс­то­го слег­ка на­кло­не­на к пра­во­му пле­чу, ру­ки ле­жат чуть вы­ше, от­че­го вид­но об­ру­чаль­ное коль­цо на безы­мян­ном паль­це ле­вой ру­ки.

Яс­но­по­лян­ский порт­рет про­из­во­дит впе­чат­ле­ние бо­лее ка­мер­но­го, Толс­той как бы об­ра­щен к са­мо­му се­бе, по­гру­жен в свой внут­рен­ний мир. Не­да­ром Крам­ской го­во­рил о Толс­том как об  «уди­ви­тель­ном» че­ло­ве­ке, ре­зю­ми­руя: «На ге­ния сма­хи­ва­ет».
Лев Николаевич Толстой
1828 — 1910
Лев Николаевич Толстой
1828 — 1910
И. Е. Репин.
Портрет Л. Н. Толстого
1887 год, август.
И. Е. Репин.
Портрет Л. Н. Толстого
1887 год, август.
Порт­рет был на­пи­сан в Яс­ной По­ля­не спус­тя 14 лет пос­ле порт­ре­та Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча ра­бо­ты Крам­ско­го. Ре­пин, к то­му вре­ме­ни зна­ко­мый с Тол­с­тым око­ло 7 лет, ко­неч­но, имел воз­мож­ность изу­чить осо­бен­нос­ти как внеш­не­го об­ли­ка пи­са­те­ля, так и его ха­рак­те­ра и взгля­дов. О сво­их впе­чат­ле­ни­ях от пер­вой встре­чи с Тол­с­тым ху­дож­ник весь­ма эмо­цио­на­льно по­де­лил­ся с кри­ти­ком Вла­ди­ми­ром Вла­ди­ми­ро­ви­чем Ста­со­вым: «Порт­рет Крам­ско­го страш­но по­хож! Не­смот­ря на то, что Толс­той пос­та­рел с тех пор, что у не­го от­рос­ла ог­ром­ная бо­ро­да, что ли­цо его в ту ми­ну­ту бы­ло все в те­ни, я все-та­ки в од­ну се­кун­ду уви­дел, что это он са­мый!..<...> это цель­ный, ге­ни­аль­ный че­ло­век; и в жиз­ни он так же глу­бок и серь­е­зен, как в сво­их со­зда­ни­ях... Я по­чувст­во­вал се­бя та­кой ме­лочью, ни­что­жест­вом, маль­чиш­кой! Мне хо­те­лось его слу­шать и слу­шать без кон­ца, рас­спро­сить его обо всем. И он не был скуп, спа­си­бо ему, он го­во­рил мно­го, сер­деч­но и увле­ка­тель­но». До­воль­но мет­ко и дру­гое ре­пин­ское опре­де­ле­ние внеш­нос­ти Толс­то­го: «Вы­руб­лен­ный за­дор­но то­по­ром, он мо­де­ли­ро­ван так ин­те­рес­но, что пос­ле его, на пер­вый взгляд гру­бых, про­с­тых черт, все дру­гие по­ка­жут­ся скуч­ны».

В 1887 го­ду Илья Ефи­мо­ вич Ре­пин со­об­щал Пав­лу Ми­хай­ло­ви­чу Треть­я­ко­ву: «Я про­жил 8 дней у гр. Льва Ни­ко­ла­еви­ча Толс­то­го, на­пи­сал два порт­ре­та; один, ме­нее удач­ный, по­да­рил им, дру­гой, мой, при­шлют сю­да. Очень ин­те­рес­но и по­лез­но про­вел это вре­мя, хо­дил с ним на его ра­бо­ты и те­перь яс­но по­нял это­го ге­ни­аль­но­го че­ло­ве­ка. Ка­кая мощь бес­смерт­но­го ду­ха си­дит в нем!». Не­смот­ря на то, что этот порт­рет Ре­пин рас­це­ни­вал как не­удач­ный, по сло­вам стар­ше­го сы­на Толс­то­го, Сер­гея Льво­ви­ча, «в этом порт­ре­те гла­за, ост­рые, не­боль­шие, се­рые гла­за Льва Ни­ко­ла­еви­ча на­пи­са­ны так по­ра­зи­тель­но вер­но, как они не изо­бра­же­ны ни на ка­ком дру­гом порт­ре­те Толс­то­го – то­го же Ре­пи­на или дру­гих ху­дож­ни­ков».

По сви­де­тель­ству со­вре­мен­ни­ков, к при­ме­ру, ху­дож­ни­ка Ми­ха­ ила Ва­силь­евича Не­сте­ро­ва, Ре­пин в сво­их ра­бо­тах «за­ме­ча­тель­но со­хра­нил для потом­ст­ва об­раз Толс­то­го. Его Толс­той по­лон дум, за­мыс­лов, мя­ту­ще­го­ся ду­ха, со­мне­ний и бо­ре­ния».
Порт­рет был на­пи­сан в Яс­ной По­ля­не спус­тя 14 лет пос­ле порт­ре­та Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча ра­бо­ты Крам­ско­го. Ре­пин, к то­му вре­ме­ни зна­ко­мый с Тол­с­тым око­ло 7 лет, ко­неч­но, имел воз­мож­ность изу­чить осо­бен­нос­ти как внеш­не­го об­ли­ка пи­са­те­ля, так и его ха­рак­те­ра и взгля­дов. О сво­их впе­чат­ле­ни­ях от пер­вой встре­чи с Тол­с­тым ху­дож­ник весь­ма эмо­цио­на­льно по­де­лил­ся с кри­ти­ком Вла­ди­ми­ром Вла­ди­ми­ро­ви­чем Ста­со­вым: «Порт­рет Крам­ско­го страш­но по­хож! Не­смот­ря на то, что Толс­той пос­та­рел с тех пор, что у не­го от­рос­ла ог­ром­ная бо­ро­да, что ли­цо его в ту ми­ну­ту бы­ло все в те­ни, я все-та­ки в од­ну се­кун­ду уви­дел, что это он са­мый!..<...> это цель­ный, ге­ни­аль­ный че­ло­век; и в жиз­ни он так же глу­бок и серь­е­зен, как в сво­их со­зда­ни­ях... Я по­чувст­во­вал се­бя та­кой ме­лочью, ни­что­жест­вом, маль­чиш­кой! Мне хо­те­лось его слу­шать и слу­шать без кон­ца, рас­спро­сить его обо всем. И он не был скуп, спа­си­бо ему, он го­во­рил мно­го, сер­деч­но и увле­ка­тель­но». До­воль­но мет­ко и дру­гое ре­пин­ское опре­де­ле­ние внеш­нос­ти Толс­то­го: «Вы­руб­лен­ный за­дор­но то­по­ром, он мо­де­ли­ро­ван так ин­те­рес­но, что пос­ле его, на пер­вый взгляд гру­бых, про­с­тых черт, все дру­гие по­ка­жут­ся скуч­ны».

В 1887 го­ду Илья Ефи­мо­ вич Ре­пин со­об­щал Пав­лу Ми­хай­ло­ви­чу Треть­я­ко­ву: «Я про­жил 8 дней у гр. Льва Ни­ко­ла­еви­ча Толс­то­го, на­пи­сал два порт­ре­та; один, ме­нее удач­ный, по­да­рил им, дру­гой, мой, при­шлют сю­да. Очень ин­те­рес­но и по­лез­но про­вел это вре­мя, хо­дил с ним на его ра­бо­ты и те­перь яс­но по­нял это­го ге­ни­аль­но­го че­ло­ве­ка. Ка­кая мощь бес­смерт­но­го ду­ха си­дит в нем!». Не­смот­ря на то, что этот порт­рет Ре­пин рас­це­ни­вал как не­удач­ный, по сло­вам стар­ше­го сы­на Толс­то­го, Сер­гея Льво­ви­ча, «в этом порт­ре­те гла­за, ост­рые, не­боль­шие, се­рые гла­за Льва Ни­ко­ла­еви­ча на­пи­са­ны так по­ра­зи­тель­но вер­но, как они не изо­бра­же­ны ни на ка­ком дру­гом порт­ре­те Толс­то­го – то­го же Ре­пи­на или дру­гих ху­дож­ни­ков».

По сви­де­тель­ству со­вре­мен­ни­ков, к при­ме­ру, ху­дож­ни­ка Ми­ха­ ила Ва­силь­евича Не­сте­ро­ва, Ре­пин в сво­их ра­бо­тах «за­ме­ча­тель­но со­хра­нил для потом­ст­ва об­раз Толс­то­го. Его Толс­той по­лон дум, за­мыс­лов, мя­ту­ще­го­ся ду­ха, со­мне­ний и бо­ре­ния».
И. Е. Репин.
Портрет Л. Н. Толстого
1887 год, август.
Лев Николаевич Толстой
1828 — 1910
Порт­рет был на­пи­сан в Яс­ной По­ля­не спус­тя 14 лет пос­ле порт­ре­та Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча ра­бо­ты Крам­ско­го. Ре­пин, к то­му вре­ме­ни зна­ко­мый с Тол­с­тым око­ло 7 лет, ко­неч­но, имел воз­мож­ность изу­чить осо­бен­нос­ти как внеш­не­го об­ли­ка пи­са­те­ля, так и его ха­рак­те­ра и взгля­дов. О сво­их впе­чат­ле­ни­ях от пер­вой встре­чи с Тол­с­тым ху­дож­ник весь­ма эмо­цио­на­льно по­де­лил­ся с кри­ти­ком Вла­ди­ми­ром Вла­ди­ми­ро­ви­чем Ста­со­вым: «Порт­рет Крам­ско­го страш­но по­хож! Не­смот­ря на то, что Толс­той пос­та­рел с тех пор, что у не­го от­рос­ла ог­ром­ная бо­ро­да, что ли­цо его в ту ми­ну­ту бы­ло все в те­ни, я все-та­ки в од­ну се­кун­ду уви­дел, что это он са­мый!..<...> это цель­ный, ге­ни­аль­ный че­ло­век; и в жиз­ни он так же глу­бок и серь­е­зен, как в сво­их со­зда­ни­ях... Я по­чувст­во­вал се­бя та­кой ме­лочью, ни­что­жест­вом, маль­чиш­кой! Мне хо­те­лось его слу­шать и слу­шать без кон­ца, рас­спро­сить его обо всем. И он не был скуп, спа­си­бо ему, он го­во­рил мно­го, сер­деч­но и увле­ка­тель­но». До­воль­но мет­ко и дру­гое ре­пин­ское опре­де­ле­ние внеш­нос­ти Толс­то­го: «Вы­руб­лен­ный за­дор­но то­по­ром, он мо­де­ли­ро­ван так ин­те­рес­но, что пос­ле его, на пер­вый взгляд гру­бых, про­с­тых черт, все дру­гие по­ка­жут­ся скуч­ны».

В 1887 го­ду Илья Ефи­мо­вич Ре­пин со­об­щал Пав­лу Ми­хай­ло­ви­чу Треть­я­ко­ву: «Я про­жил 8 дней у гр. Льва Ни­ко­ла­еви­ча Толс­то­го, на­пи­сал два порт­ре­та; один, ме­нее удач­ный, по­да­рил им, дру­гой, мой, при­шлют сю­да. Очень ин­те­рес­но и по­лез­но про­вел это вре­мя, хо­дил с ним на его ра­бо­ты и те­перь яс­но по­нял это­го ге­ни­аль­но­го че­ло­ве­ка. Ка­кая мощь бес­смерт­но­го ду­ха си­дит в нем!». Не­смот­ря на то, что этот порт­рет Ре­пин рас­це­ни­вал как не­удач­ный, по сло­вам стар­ше­го сы­на Толс­то­го, Сер­гея Льво­ви­ча, «в этом порт­ре­те гла­за, ост­рые, не­боль­шие, се­рые гла­за Льва Ни­ко­ла­еви­ча на­пи­са­ны так по­ра­зи­тель­но вер­но, как они не изо­бра­же­ны ни на ка­ком дру­гом порт­ре­те Толс­то­го – то­го же Ре­пи­на или дру­гих ху­дож­ни­ков».

По сви­де­тель­ству со­вре­мен­ни­ков, к при­ме­ру, ху­дож­ни­ка Ми­ха­ила Ва­силь­евича Не­сте­ро­ва, Ре­пин в сво­их ра­бо­тах «за­ме­ча­тель­но со­хра­нил для потом­ст­ва об­раз Толс­то­го. Его Толс­той по­лон дум, за­мыс­лов, мя­ту­ще­го­ся ду­ха, со­мне­ний и бо­ре­ния».

Лев Николаевич Толстой
1828 — 1910
Лев Николаевич Толстой
1828 — 1910
Копия неизвестного художника с оригинала И. Е. Репина.
Л. Н. Толстой за работой в «комнате под сводами».
1890-е гг.
Копия неизвестного художника с оригинала И. Е. Репина.
Л. Н. Толстой за работой в «комнате под сводами».
1890-е гг.
По сви­де­тельст­ву же­ны пи­са­те­ля Софьи Ан­дре­ев­ны Толс­той, кар­ти­на на­пи­са­на «ор­лов­ским ка­ким-то ху­дож­ни­ком по ре­ко­мен­да­ции А. А. Бер­са» (ее бра­та) и яв­ля­ет­ся ко­пи­ей ра­бо­ты Ильи Ефи­мо­ви­ча Ре­пи­на, сде­лан­ной с на­ту­ры в 1891 го­ду. Ори­ги­нал при­над­ле­жал Ми­ха­илу Алек­сан­дро­ви­чу Ста­хо­ви­чу, близ­ко­му дру­гу семьи Тол­с­тых. Ко­пия это­го не­из­вест­но­го ху­дож­ни­ка бы­ла под­прав­ле­на Ре­пи­ным. О сво­ем пре­бы­ва­нии в Яс­ной По­ля­не в кон­це июня – на­ча­ле июля 1891 го­да Илья Ефи­мо­вич с вос­тор­гом рас­ска­зы­вал зна­ко­мым: «Как чу­дес­но я про­вел это вре­мя у них!!! ... Я вы­ле­пил с не­го [Льва Толс­то­го] бюст, под­ра­жа­ние Ге, на­пи­сал его в ка­би­не­те за ра­бо­той и за­ри­со­вал не­сколь­ко на­брос­ков в раз­ных ви­дах!».

Ка­би­не­том Толс­то­го в те го­ды бы­ла «ком­на­та под сво­да­ми» на пер­вом эта­же яс­но­по­лян­ско­го До­ма: «Ста­рин­ный под­вал на­по­ми­нал сред­не­ве­ко­вую келью схим­ни­ка, свод­ча­тый по­то­лок, же­лез­ные ре­шет­ки в ок­нах, ста­рин­ная ме­бель, коль­ца в по­тол­ке, ко­са, пи­ла – все это име­ло ка­кой-то та­ин­ствен­ный вид. – Вспо­ми­нал скульп­тор Илья Яков­левич Гин­ц­бург, гос­тив­ший в Яс­ной По­ля­не ле­том 1891 го­да. – Толс­той в бе­лой блу­зе си­дел, под­жав но­гу, на ни­зень­ком ящи­ке, по­кры­том ков­ри­ком, на­по­ми­ная в этой об­ста­нов­ке ска­зоч­но­го вол­шеб­ни­ка».

Ре­пин же, вспо­ми­ная о про­ве­ден­ных в Яс­ной По­ля­не «чи­с­тых, свет­лых, яс­ных, на­пол­нен­ных ин­те­рес­ным тру­дом и сим­па­тич­ным, от­рад­ным от­ды­хом» днях, со свой­ствен­ной ему об­раз­ностью опре­де­ле­ний про­из­вел Толс­то­го ни мно­го ни ма­ло в гро­мо­вер­ж­цы: «Мас­ти­тый че­ло­век, с на­вис­ши­ми бро­вя­ми, все сос­ре­до­то­чи­ва­ет в се­бе и сво­и­ми добры­ми гла­за­ми, как солн­цем, осве­ща­ет все. Как бы ни уни­жал се­бя этот ги­гант, ка­ки­ми бы бран­ны­ми лох­моть­я­ми он ни прик­ры­вал свое мо­гу­чее те­ло, всег­да в нем ви­ден Зевс, от ма­но­ве­ния бро­вей ко­то­ро­го дро­жит весь Олимп».
По сви­де­тельст­ву же­ны пи­са­те­ля Софьи Ан­дре­ев­ны Толс­той, кар­ти­на на­пи­са­на «ор­лов­ским ка­ким-то ху­дож­ни­ком по ре­ко­мен­да­ции А. А. Бер­са» (ее бра­та) и яв­ля­ет­ся ко­пи­ей ра­бо­ты Ильи Ефи­мо­ви­ча Ре­пи­на, сде­лан­ной с на­ту­ры в 1891 го­ду. Ори­ги­нал при­над­ле­жал Ми­ха­илу Алек­сан­дро­ви­чу Ста­хо­ви­чу, близ­ко­му дру­гу семьи Тол­с­тых. Ко­пия это­го не­из­вест­но­го ху­дож­ни­ка бы­ла под­прав­ле­на Ре­пи­ным. О сво­ем пре­бы­ва­нии в Яс­ной По­ля­не в кон­це июня – на­ча­ле июля 1891 го­да Илья Ефи­мо­вич с вос­тор­гом рас­ска­зы­вал зна­ко­мым: «Как чу­дес­но я про­вел это вре­мя у них!!! ... Я вы­ле­пил с не­го [Льва Толс­то­го] бюст, под­ра­жа­ние Ге, на­пи­сал его в ка­би­не­те за ра­бо­той и за­ри­со­вал не­сколь­ко на­брос­ков в раз­ных ви­дах!».

Ка­би­не­том Толс­то­го в те го­ды бы­ла «ком­на­та под сво­да­ми» на пер­вом эта­же яс­но­по­лян­ско­го До­ма: «Ста­рин­ный под­вал на­по­ми­нал сред­не­ве­ко­вую келью схим­ни­ка, свод­ча­тый по­то­лок, же­лез­ные ре­шет­ки в ок­нах, ста­рин­ная ме­бель, коль­ца в по­тол­ке, ко­са, пи­ла – все это име­ло ка­кой-то та­ин­ствен­ный вид. – Вспо­ми­нал скульп­тор Илья Яков­левич Гин­ц­бург, гос­тив­ший в Яс­ной По­ля­не ле­том 1891 го­да. – Толс­той в бе­лой блу­зе си­дел, под­жав но­гу, на ни­зень­ком ящи­ке, по­кры­том ков­ри­ком, на­по­ми­ная в этой об­ста­нов­ке ска­зоч­но­го вол­шеб­ни­ка».

Ре­пин же, вспо­ми­ная о про­ве­ден­ных в Яс­ной По­ля­не «чи­с­тых, свет­лых, яс­ных, на­пол­нен­ных ин­те­рес­ным тру­дом и сим­па­тич­ным, от­рад­ным от­ды­хом» днях, со свой­ствен­ной ему об­раз­ностью опре­де­ле­ний про­из­вел Толс­то­го ни мно­го ни ма­ло в гро­мо­вер­ж­цы: «Мас­ти­тый че­ло­век, с на­вис­ши­ми бро­вя­ми, все сос­ре­до­то­чи­ва­ет в се­бе и сво­и­ми добры­ми гла­за­ми, как солн­цем, осве­ща­ет все. Как бы ни уни­жал се­бя этот ги­гант, ка­ки­ми бы бран­ны­ми лох­моть­я­ми он ни прик­ры­вал свое мо­гу­чее те­ло, всег­да в нем ви­ден Зевс, от ма­но­ве­ния бро­вей ко­то­ро­го дро­жит весь Олимп».
Копия неизвестного художника с оригинала И. Е. Репина.
Л. Н. Толстой за работой в «комнате под сводами».
1890-е гг.
Лев Николаевич Толстой
1828 — 1910
По сви­де­тельст­ву же­ны пи­са­те­ля Софьи Ан­дре­ев­ны Толс­той, кар­ти­на на­пи­са­на «ор­лов­ским ка­ким-то ху­дож­ни­ком по ре­ко­мен­да­ции А. А. Бер­са» (ее бра­та) и яв­ля­ет­ся ко­пи­ей ра­бо­ты Ильи Ефи­мо­ви­ча Ре­пи­на, сде­лан­ной с на­ту­ры в 1891 го­ду. Ори­ги­нал при­над­ле­жал Ми­ха­илу Алек­сан­дро­ви­чу Ста­хо­ви­чу, близ­ко­му дру­гу семьи Тол­с­тых. Ко­пия это­го не­из­вест­но­го ху­дож­ни­ка бы­ла под­прав­ле­на Ре­пи­ным. О сво­ем пре­бы­ва­нии в Яс­ной По­ля­не в кон­це июня – на­ча­ле июля 1891 го­да Илья Ефи­мо­вич с вос­тор­гом рас­ска­зы­вал зна­ко­мым: «Как чу­дес­но я про­вел это вре­мя у них!!! ... Я вы­ле­пил с не­го [Льва Толс­то­го] бюст, под­ра­жа­ние Ге, на­пи­сал его в ка­би­не­те за ра­бо­той и за­ри­со­вал не­сколь­ко на­брос­ков в раз­ных ви­дах!».

Ка­би­не­том Толс­то­го в те го­ды бы­ла «ком­на­та под сво­да­ми» на пер­вом эта­же яс­но­по­лян­ско­го До­ма: «Ста­рин­ный под­вал на­по­ми­нал сред­не­ве­ко­вую келью схим­ни­ка, свод­ча­тый по­то­лок, же­лез­ные ре­шет­ки в ок­нах, ста­рин­ная ме­бель, коль­ца в по­тол­ке, ко­са, пи­ла – все это име­ло ка­кой-то та­ин­ствен­ный вид. – Вспо­ми­нал скульп­тор Илья Яков­левич Гин­ц­бург, гос­тив­ший в Яс­ной По­ля­не ле­том 1891 го­да. – Толс­той в бе­лой блу­зе си­дел, под­жав но­гу, на ни­зень­ком ящи­ке, по­кры­том ков­ри­ком, на­по­ми­ная в этой об­ста­нов­ке ска­зоч­но­го вол­шеб­ни­ка».

Ре­пин же, вспо­ми­ная о про­ве­ден­ных в Яс­ной По­ля­не «чи­с­тых, свет­лых, яс­ных, на­пол­нен­ных ин­те­рес­ным тру­дом и сим­па­тич­ным, от­рад­ным от­ды­хом» днях, со свой­ствен­ной ему об­раз­ностью опре­де­ле­ний про­из­вел Толс­то­го ни мно­го ни ма­ло в гро­мо­вер­ж­цы: «Мас­ти­тый че­ло­век, с на­вис­ши­ми бро­вя­ми, все сос­ре­до­то­чи­ва­ет в се­бе и сво­и­ми добры­ми гла­за­ми, как солн­цем, осве­ща­ет все. Как бы ни уни­жал се­бя этот ги­гант, ка­ки­ми бы бран­ны­ми лох­моть­я­ми он ни прик­ры­вал свое мо­гу­чее те­ло, всег­да в нем ви­ден Зевс, от ма­но­ве­ния бро­вей ко­то­ро­го дро­жит весь Олимп».
Софья Андреевна Толстая
1844 — 1919
Софья Андреевна Толстая
1844 — 1919
Александра Львовна Толстая
1884 — 1979
Александра Львовна Толстая
1884 — 1979
Н. Н. Ге.
Портрет графини С. А. Толстой
с дочерью Александрой.
1886 год.
Н. Н. Ге.
Портрет графини С. А. Толстой
с дочерью Александрой.
1886 год.
Жена и млад­шая дочь Льва Николаевича Толс­то­го.

По сло­вам стар­ше­го сы­на пи­са­те­ля Сер­гея Льво­ви­ча, Ни­ко­ лай Ни­ко­ла­евич Ге впер­вые при­ехал в Яс­ную По­ля­ну в фев­ра­ле 1882 го­да: «Еди­но­мыс­лие Ни­ко­лая Ни­ко­ла­еви­ча с мо­им от­цом, его лю­бовь к не­му и при­вле­ка­тель­ность лич­нос­ти Ни­ко­лая Ни­ко­ла­е­ви­ча сра­зу сбли­зи­ли его не толь­ко с мо­им от­цом, но и со всей на­шей семь­ей. <...> В пер­вые же дни зна­ком­ства с от­цом он пред­ло­жил ему на­пи­сать порт­рет мо­ей сест­ры Та­ни. Но отец ска­зал ему: "Если вы хо­ти­те сде­лать мне по­да­рок, на­пи­ши­те порт­рет мо­ей же­ны"».

Сна­ча­ла Софья Ан­дре­ев­на бы­ла на­пи­са­на в бар­хат­ном платье с кру­же­ва­ми, си­дя­щей в крес­ле. О хо­де ра­бо­ты она рас­ска­зы­ва­ла сво­ей сест­ре Тать­я­не: «Вот я си­жу уже не­де­лю, и ме­ня изо­бра­жа­ют с от­кры­тым ртом, в чер­ном бар­хат­ном ли­фе, на ли­фе кру­же­ва мои d'Alençon, прос­то в во­ло­сах, очень стро­гий и кра­си­вый стиль порт­ре­та». Но од­наж­ды, как вспо­ми­на­ла Тать­я­на Львов­на, за ут­рен­ним ко­фе Ге  объ­явил нам, что порт­рет ни­ку­да не го­дит­ся и что он его унич­то­жит. – Это не­воз­мож­но, – го­во­рил он, – си­дит ба­ры­ня в бар­хат­ном платье, толь­ко и вид­но, что у нее 40 ты­сяч в кар­ма­не. На­до на­пи­сать жен­щи­ну–мать. А это ни на что не по­хо­же».

Че­рез не­сколь­ко лет ху­дож­ник на­пи­сал дру­гой порт­рет Софьи Ан­дре­ев­ны с двух­лет­ней до­черью Алек­сан­дрой на ру­ках. Вос­прия­тию со­вре­мен­ни­ков, дру­зей, чле­нов семьи Толс­то­го был бли­зок со­здан­ный Ге об­раз Софьи Ан­дре­ев­ны как ма­те­ри. Не­да­ром один из ее сы­но­вей – Илья Льво­вич –уже зре­лым че­ло­ве­ком, в ме­му­а­рах пи­сал: «Глав­ный че­ло­век в до­ме – ма­ма. От нее за­ви­сит все. Она все зна­ет луч­ше всех лю­дей. <...> Ма­ма жи­вет для ме­ня, для Се­ре­жи, для Та­ни, для Ле­ли, для всех нас, и дру­гой жиз­ни у нее и не мо­жет и не долж­но быть».

Толс­той це­нил Ни­ко­ лай Ни­ко­лае­вич Ге как «ху­дож­ни­ка-мыс­ли­те­ля», и вы­со­ко от­зы­вал­ся о его ду­шев­ных ка­чест­вах, что под­твер­жда­ет пись­мо к Ива­ну Ива­но­ви­чу Го­руб­но­ву-По­са­до­ву: «Это был уди­ви­тель­ный, чи­с­тый, неж­ный, ге­ни­аль­ный ста­рый ре­бе­нок, весь по края пол­ный лю­бовью ко всем и ко все­му, как те де­ти, по­доб­ны­ми ко­то­рым нам на­до быть, что­бы всту­пить в цар­ст­во не­бес­ное».
Жена и млад­шая дочь Льва Николаевича Толс­то­го.

По сло­вам стар­ше­го сы­на пи­са­те­ля Сер­гея Льво­ви­ча, Ни­ко­ лай Ни­ко­ла­евич Ге впер­вые при­ехал в Яс­ную По­ля­ну в фев­ра­ле 1882 го­да: «Еди­но­мыс­лие Ни­ко­лая Ни­ко­ла­еви­ча с мо­им от­цом, его лю­бовь к не­му и при­вле­ка­тель­ность лич­нос­ти Ни­ко­лая Ни­ко­ла­е­ви­ча сра­зу сбли­зи­ли его не толь­ко с мо­им от­цом, но и со всей на­шей семь­ей. <...> В пер­вые же дни зна­ком­ства с от­цом он пред­ло­жил ему на­пи­сать порт­рет мо­ей сест­ры Та­ни. Но отец ска­зал ему: "Если вы хо­ти­те сде­лать мне по­да­рок, на­пи­ши­те порт­рет мо­ей же­ны"».

Сна­ча­ла Софья Ан­дре­ев­на бы­ла на­пи­са­на в бар­хат­ном платье с кру­же­ва­ми, си­дя­щей в крес­ле. О хо­де ра­бо­ты она рас­ска­зы­ва­ла сво­ей сест­ре Тать­я­не: «Вот я си­жу уже не­де­лю, и ме­ня изо­бра­жа­ют с от­кры­тым ртом, в чер­ном бар­хат­ном ли­фе, на ли­фе кру­же­ва мои d'Alençon, прос­то в во­ло­сах, очень стро­гий и кра­си­вый стиль порт­ре­та». Но од­наж­ды, как вспо­ми­на­ла Тать­я­на Львов­на, за ут­рен­ним ко­фе Ге  объ­явил нам, что порт­рет ни­ку­да не го­дит­ся и что он его унич­то­жит. – Это не­воз­мож­но, – го­во­рил он, – си­дит ба­ры­ня в бар­хат­ном платье, толь­ко и вид­но, что у нее 40 ты­сяч в кар­ма­не. На­до на­пи­сать жен­щи­ну–мать. А это ни на что не по­хо­же».

Че­рез не­сколь­ко лет ху­дож­ник на­пи­сал дру­гой порт­рет Софьи Ан­дре­ев­ны с двух­лет­ней до­черью Алек­сан­дрой на ру­ках. Вос­прия­тию со­вре­мен­ни­ков, дру­зей, чле­нов семьи Толс­то­го был бли­зок со­здан­ный Ге об­раз Софьи Ан­дре­ев­ны как ма­те­ри. Не­да­ром один из ее сы­но­вей – Илья Льво­вич –уже зре­лым че­ло­ве­ком, в ме­му­а­рах пи­сал: «Глав­ный че­ло­век в до­ме – ма­ма. От нее за­ви­сит все. Она все зна­ет луч­ше всех лю­дей. <...> Ма­ма жи­вет для ме­ня, для Се­ре­жи, для Та­ни, для Ле­ли, для всех нас, и дру­гой жиз­ни у нее и не мо­жет и не долж­но быть».

Толс­той це­нил Ни­ко­ лай Ни­ко­лае­вич Ге как «ху­дож­ни­ка-мыс­ли­те­ля», и вы­со­ко от­зы­вал­ся о его ду­шев­ных ка­чест­вах, что под­твер­жда­ет пись­мо к Ива­ну Ива­но­ви­чу Го­руб­но­ву-По­са­до­ву: «Это был уди­ви­тель­ный, чи­с­тый, неж­ный, ге­ни­аль­ный ста­рый ре­бе­нок, весь по края пол­ный лю­бовью ко всем и ко все­му, как те де­ти, по­доб­ны­ми ко­то­рым нам на­до быть, что­бы всту­пить в цар­ст­во не­бес­ное».
Н. Н. Ге.
Портрет графини С. А. Толстой
с дочерью Александрой.
1886 год.
Софья Андреевна Толстая
1844 — 1919
Жена и млад­шая дочь Льва Николаевича Толс­то­го.

По сло­вам стар­ше­го сы­на пи­са­те­ля Сер­гея Льво­ви­ча, Ни­ко­лай Ни­ко­ла­евич Ге впер­вые при­ехал в Яс­ную По­ля­ну в фев­ра­ле 1882 го­да: «Еди­но­мыс­лие Ни­ко­лая Ни­ко­ла­еви­ча с мо­им от­цом, его лю­бовь к не­му и при­вле­ка­тель­ность лич­нос­ти Ни­ко­лая Ни­ко­ла­е­ви­ча сра­зу сбли­зи­ли его не толь­ко с мо­им от­цом, но и со всей на­шей семь­ей. <...> В пер­вые же дни зна­ком­ства с от­цом он пред­ло­жил ему на­пи­сать порт­рет мо­ей сест­ры Та­ни. Но отец ска­зал ему: "Если вы хо­ти­те сде­лать мне по­да­рок, на­пи­ши­те порт­рет мо­ей же­ны"».

Сна­ча­ла Софья Ан­дре­ев­на бы­ла на­пи­са­на в бар­хат­ном платье с кру­же­ва­ми, си­дя­щей в крес­ле. О хо­де ра­бо­ты она рас­ска­зы­ва­ла сво­ей сест­ре Тать­я­не: «Вот я си­жу уже не­де­лю, и ме­ня изо­бра­жа­ют с от­кры­тым ртом, в чер­ном бар­хат­ном ли­фе, на ли­фе кру­же­ва мои d'Alençon, прос­то в во­ло­сах, очень стро­гий и кра­си­вый стиль порт­ре­та». Но од­наж­ды, как вспо­ми­на­ла Тать­я­на Львов­на, за ут­рен­ним ко­фе Ге  объ­явил нам, что порт­рет ни­ку­да не го­дит­ся и что он его унич­то­жит. – Это не­воз­мож­но, – го­во­рил он, – си­дит ба­ры­ня в бар­хат­ном платье, толь­ко и вид­но, что у нее 40 ты­сяч в кар­ма­не. На­до на­пи­сать жен­щи­ну–мать. А это ни на что не по­хо­же».

Че­рез не­сколь­ко лет ху­дож­ник на­пи­сал дру­гой порт­рет Софьи Ан­дре­ев­ны с двух­лет­ней до­черью Алек­сан­дрой на ру­ках. Вос­прия­тию со­вре­мен­ни­ков, дру­зей, чле­нов семьи Толс­то­го был бли­зок со­здан­ный Ге об­раз Софьи Ан­дре­ев­ны как ма­те­ри. Не­да­ром один из ее сы­но­вей – Илья Льво­вич –уже зре­лым че­ло­ве­ком, в ме­му­а­рах пи­сал: «Глав­ный че­ло­век в до­ме – ма­ма. От нее за­ви­сит все. Она все зна­ет луч­ше всех лю­дей. <...> Ма­ма жи­вет для ме­ня, для Се­ре­жи, для Та­ни, для Ле­ли, для всех нас, и дру­гой жиз­ни у нее и не мо­жет и не долж­но быть».

Толс­той це­нил Ни­ко­лай Ни­ко­лае­вич Ге как «ху­дож­ни­ка-мыс­ли­те­ля», и вы­со­ко от­зы­вал­ся о его ду­шев­ных ка­чест­вах, что под­твер­жда­ет пись­мо к Ива­ну Ива­но­ви­чу Го­руб­но­ву-По­са­до­ву: «Это был уди­ви­тель­ный, чи­с­тый, неж­ный, ге­ни­аль­ный ста­рый ре­бе­нок, весь по края пол­ный лю­бовью ко всем и ко все­му, как те де­ти, по­доб­ны­ми ко­то­рым нам на­до быть, что­бы всту­пить в цар­ст­во не­бес­ное».

Александра Львовна Толстая
1884 — 1979
Софья Андревна Толстая
1844 — 1919
Софья Андревна Толстая
1844 — 1919
В. А. Серов.
Портрет графини С. А. Толстой.
1892 год.
В. А. Серов.
Портрет графини С. А. Толстой.
1892 год.
Же­на Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, урож­ден­ная Берс.

Этот порт­рет Ва­лен­ти­ну Алек­сан­дро­ви­чу Се­ро­ву за­ка­зал сам пи­са­тель. Ра­бо­та ве­лась в мос­ков­ском до­ме Тол­с­тых в Ха­мов­ни­ках в ап­ре­ле-мае 1892 го­да. «Я по­зи­ро­ва­ла поч­ти еже­днев­но, – вспо­ми­на­ла Софья Ан­дре­ев­на в «Мо­ей жиз­ни», – и порт­рет, на­ча­тый пре­крас­но, Се­ров по­том ис­пор­тил. Да и по­зу он мне, жи­вой, бодрой, при­дал ка­кую-то мне не свойст­вен­ную, раз­ва­лив­шу­ю­ся. Всех бы­ло 19 се­ан­сов».

На­ча­ло 1890-х го­дов для всей семьи Тол­с­тых бы­ло на­пря­жен­ным вре­ме­нем: раз­дел иму­щест­ва, арест 13-й час­ти со­чи­не­ний Льва Толс­то­го с  Крей­це­ро­вой со­на­той», от­каз Льва Ни­ко­ла­еви­ча от ав­тор­ских прав на про­из­ве­де­ния, на­пи­сан­ные пос­ле 1881 го­да, ра­бо­та на го­ло­де... О кру­ге сво­их за­бот Софья Ан­дре­ев­на пи­са­ла: «Ра­бо­та­ла я в то вре­мя страш­но мно­го: ши­ла и кро­и­ла сво­им де­тям лет­ние платья; ве­ла де­ло го­ло­да­ющих, так как центр де­неж­ный был у ме­ня, и по­куп­ки мно­гие про­из­во­ди­ла я, не го­во­ря о пла­те­жах за все до­став­ля­емые про­дук­ты в го­лод­ные ме­с­та. По­зи­ро­ва­ние Се­ро­ву от­ни­ма­ло не­ма­ло вре­ме­ни, и этим я очень тя­го­ти­лась. Кро­ме то­го, я учи­ла де­тей, и кор­рек­ту­ры дер­жа­ла то­го, что пе­ча­та­лось в то вре­мя, и пись­ма пи­са­ла, отве­чая на раз­ные во­про­сы жерт­во­ва­те­лей». Воз­мож­но, что эта на­пря­жен­ная ат­мо­сфе­ра, не­до­ста­ток вре­ме­ни по­вли­я­ли на от­но­ше­ние Софьи Ан­дре­ев­ны к про­цес­су ра­бо­ты над порт­ре­том, да и к са­мо­му порт­ре­ту.

Ху­дож­ник Алек­сандр Вик­то­ ро­вич Мо­ра­вов, по­се­тив­ший Яс­ную По­ля­ну в но­яб­ре 1909 го­да, вспо­ми­нал: «Порт­рет С. А. я ви­дел впер­вые. Он был на­пи­сан Се­ро­вым в пер­вый пе­ри­од его ху­до­жест­вен­ной де­я­тель­нос­ти и от­ли­чал­ся свойст­вен­ной это­му пе­ри­о­ду осо­бой се­ров­ской глу­би­ной ха­рак­те­рис­ти­ки, но по жи­во­пис­ным ка­чест­вам он не мог быть при­чис­лен к луч­шим ра­бо­там Се­ро­ва».
Же­на Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, урож­ден­ная Берс.

Этот порт­рет Ва­лен­ти­ну Алек­сан­дро­ви­чу Се­ро­ву за­ка­зал сам пи­са­тель. Ра­бо­та ве­лась в мос­ков­ском до­ме Тол­с­тых в Ха­мов­ни­ках в ап­ре­ле-мае 1892 го­да. «Я по­зи­ро­ва­ла поч­ти еже­днев­но, – вспо­ми­на­ла Софья Ан­дре­ев­на в «Мо­ей жиз­ни», – и порт­рет, на­ча­тый пре­крас­но, Се­ров по­том ис­пор­тил. Да и по­зу он мне, жи­вой, бодрой, при­дал ка­кую-то мне не свойст­вен­ную, раз­ва­лив­шу­ю­ся. Всех бы­ло 19 се­ан­сов».

На­ча­ло 1890-х го­дов для всей семьи Тол­с­тых бы­ло на­пря­жен­ным вре­ме­нем: раз­дел иму­щест­ва, арест 13-й час­ти со­чи­не­ний Льва Толс­то­го с  Крей­це­ро­вой со­на­той», от­каз Льва Ни­ко­ла­еви­ча от ав­тор­ских прав на про­из­ве­де­ния, на­пи­сан­ные пос­ле 1881 го­да, ра­бо­та на го­ло­де... О кру­ге сво­их за­бот Софья Ан­дре­ев­на пи­са­ла: «Ра­бо­та­ла я в то вре­мя страш­но мно­го: ши­ла и кро­и­ла сво­им де­тям лет­ние платья; ве­ла де­ло го­ло­да­ющих, так как центр де­неж­ный был у ме­ня, и по­куп­ки мно­гие про­из­во­ди­ла я, не го­во­ря о пла­те­жах за все до­став­ля­емые про­дук­ты в го­лод­ные ме­с­та. По­зи­ро­ва­ние Се­ро­ву от­ни­ма­ло не­ма­ло вре­ме­ни, и этим я очень тя­го­ти­лась. Кро­ме то­го, я учи­ла де­тей, и кор­рек­ту­ры дер­жа­ла то­го, что пе­ча­та­лось в то вре­мя, и пись­ма пи­са­ла, отве­чая на раз­ные во­про­сы жерт­во­ва­те­лей». Воз­мож­но, что эта на­пря­жен­ная ат­мо­сфе­ра, не­до­ста­ток вре­ме­ни по­вли­я­ли на от­но­ше­ние Софьи Ан­дре­ев­ны к про­цес­су ра­бо­ты над порт­ре­том, да и к са­мо­му порт­ре­ту.

Ху­дож­ник Алек­сандр Вик­то­ ро­вич Мо­ра­вов, по­се­тив­ший Яс­ную По­ля­ну в но­яб­ре 1909 го­да, вспо­ми­нал: «Порт­рет С. А. я ви­дел впер­вые. Он был на­пи­сан Се­ро­вым в пер­вый пе­ри­од его ху­до­жест­вен­ной де­я­тель­нос­ти и от­ли­чал­ся свойст­вен­ной это­му пе­ри­о­ду осо­бой се­ров­ской глу­би­ной ха­рак­те­рис­ти­ки, но по жи­во­пис­ным ка­чест­вам он не мог быть при­чис­лен к луч­шим ра­бо­там Се­ро­ва».
В. А. Серов.
Портрет графини С. А. Толстой.
1892 год.
Софья Андревна Толстая
1844 — 1919
Же­на Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, урож­ден­ная Берс.

Этот порт­рет Ва­лен­ти­ну Алек­сан­дро­ви­чу Се­ро­ву за­ка­зал сам пи­са­тель. Ра­бо­та ве­лась в мос­ков­ском до­ме Тол­с­тых в Ха­мов­ни­ках в ап­ре­ле-мае 1892 го­да. «Я по­зи­ро­ва­ла поч­ти еже­днев­но, – вспо­ми­на­ла Софья Ан­дре­ев­на в «Мо­ей жиз­ни», – и порт­рет, на­ча­тый пре­крас­но, Се­ров по­том ис­пор­тил. Да и по­зу он мне, жи­вой, бодрой, при­дал ка­кую-то мне не свойст­вен­ную, раз­ва­лив­шу­ю­ся. Всех бы­ло 19 се­ан­сов».

На­ча­ло 1890-х го­дов для всей семьи Тол­с­тых бы­ло на­пря­жен­ным вре­ме­нем: раз­дел иму­щест­ва, арест 13-й час­ти со­чи­не­ний Льва Толс­то­го с  Крей­це­ро­вой со­на­той», от­каз Льва Ни­ко­ла­еви­ча от ав­тор­ских прав на про­из­ве­де­ния, на­пи­сан­ные пос­ле 1881 го­да, ра­бо­та на го­ло­де... О кру­ге сво­их за­бот Софья Ан­дре­ев­на пи­са­ла: «Ра­бо­та­ла я в то вре­мя страш­но мно­го: ши­ла и кро­и­ла сво­им де­тям лет­ние платья; ве­ла де­ло го­ло­да­ющих, так как центр де­неж­ный был у ме­ня, и по­куп­ки мно­гие про­из­во­ди­ла я, не го­во­ря о пла­те­жах за все до­став­ля­емые про­дук­ты в го­лод­ные ме­с­та. По­зи­ро­ва­ние Се­ро­ву от­ни­ма­ло не­ма­ло вре­ме­ни, и этим я очень тя­го­ти­лась. Кро­ме то­го, я учи­ла де­тей, и кор­рек­ту­ры дер­жа­ла то­го, что пе­ча­та­лось в то вре­мя, и пись­ма пи­са­ла, отве­чая на раз­ные во­про­сы жерт­во­ва­те­лей». Воз­мож­но, что эта на­пря­жен­ная ат­мо­сфе­ра, не­до­ста­ток вре­ме­ни по­вли­я­ли на от­но­ше­ние Софьи Ан­дре­ев­ны к про­цес­су ра­бо­ты над порт­ре­том, да и к са­мо­му порт­ре­ту.

Ху­дож­ник Алек­сандр Вик­то­ро­вич Мо­ра­вов, по­се­тив­ший Яс­ную По­ля­ну в но­яб­ре 1909 го­да, вспо­ми­нал: «Порт­рет С. А. я ви­дел впер­вые. Он был на­пи­сан Се­ро­вым в пер­вый пе­ри­од его ху­до­жест­вен­ной де­я­тель­нос­ти и от­ли­чал­ся свойст­вен­ной это­му пе­ри­о­ду осо­бой се­ров­ской глу­би­ной ха­рак­те­рис­ти­ки, но по жи­во­пис­ным ка­чест­вам он не мог быть при­чис­лен к луч­шим ра­бо­там Се­ро­ва».

Татьяна Львовна Толстая
1864 — 1950
Татьяна Львовна Толстая
1864 — 1950
И. Е. Репин.
Портерт графини Т. Л. Толстой.
1893 год, январь.
И. Е. Репин.
Портерт графини Т. Л. Толстой.
1893 год, январь.
Стар­шая дочь Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, в за­му­жест­ве Су­хо­ти­на.

Порт­рет Тать­я­ны Львов­ны был на­пи­сан Ильей Ефи­мо­ ви­чем Ре­пи­ным в Ха­мов­ни­чес­ком до­ме Тол­с­тых в Моск­ве. Ху­дож­ник вспо­ми­нал, что час­то бы­вал у них в ян­ва­ре 1893 го­да и «очень ве­се­ло про­вел это вре­мя». На­пи­сать порт­рет про­си­ла Софья Ан­дре­ев­на: «Ре­пин тот­час же со­гла­сил­ся: он очень лю­бил и це­нил вы­со­ко на­шу Та­ню, и взял­ся пи­сать ее порт­рет за от­но­си­тель­но де­ше­вую це­ну, а имен­но за 800 руб­лей. Сна­ча­ла мне порт­рет нра­вил­ся как кар­ти­на, но сходст­ва бы­ло ма­ло. Но под ко­нец яви­лось и сходст­во, и я очень люб­лю этот порт­рет. Пом­ню, что Ре­пин очень спе­шил в Пе­тер­бург пи­сать порт­рет на­след­ни­ка, и по­то­му не мог кон­чить пи­сать ру­ки. Так эти ру­ки и оста­лись в ви­де на­брос­ков.

Ког­да я, по­ло­жив в кор­зи­ноч­ку 800 руб­лей все зо­ло­ты­ми, по­да­ла их ему, Илья Ефи­мо­вич Ре­пин улыб­нул­ся, взял кор­зи­ноч­ку и ска­зал: "Ме­ня гра­фи­ня озо­ло­ти­ла"... На­пи­сал Ре­пин Тать­я­ну Львов­ну в пять се­ан­сов и уехал в Пе­тер­бург, вы­ра­зив со­жа­ле­ние, что не мо­жет еще остать­ся, что­бы по­луч­ше за­кон­чить порт­рет»
.

«Та­ня не бы­ла кра­си­ва, – пи­са­ла ее млад­шая сест­ра Алек­сан­дра, – но она бы­ла при­вле­ка­тель­на. Чу­дес­ный цвет ли­ца, блес­тя­щие ка­рие гла­за, ко­рот­кий, точ­но об­ре­зан­ный, за­дор­ный нос, вью­щи­е­ся каш­та­но­вые во­ло­сы, то­нень­кая, гра­ци­оз­ная фи­гу­ра – все это гар­мо­ни­ро­ва­ло с внут­рен­ней ее сущ­ностью: та­лант­ли­востью, ост­ро­уми­ем, жиз­не­ра­дост­ностью».
Стар­шая дочь Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, в за­му­жест­ве Су­хо­ти­на.

Порт­рет Тать­я­ны Львов­ны был на­пи­сан Ильей Ефи­мо­ ви­чем Ре­пи­ным в Ха­мов­ни­чес­ком до­ме Тол­с­тых в Моск­ве. Ху­дож­ник вспо­ми­нал, что час­то бы­вал у них в ян­ва­ре 1893 го­да и «очень ве­се­ло про­вел это вре­мя». На­пи­сать порт­рет про­си­ла Софья Ан­дре­ев­на: «Ре­пин тот­час же со­гла­сил­ся: он очень лю­бил и це­нил вы­со­ко на­шу Та­ню, и взял­ся пи­сать ее порт­рет за от­но­си­тель­но де­ше­вую це­ну, а имен­но за 800 руб­лей. Сна­ча­ла мне порт­рет нра­вил­ся как кар­ти­на, но сходст­ва бы­ло ма­ло. Но под ко­нец яви­лось и сходст­во, и я очень люб­лю этот порт­рет. Пом­ню, что Ре­пин очень спе­шил в Пе­тер­бург пи­сать порт­рет на­след­ни­ка, и по­то­му не мог кон­чить пи­сать ру­ки. Так эти ру­ки и оста­лись в ви­де на­брос­ков.

Ког­да я, по­ло­жив в кор­зи­ноч­ку 800 руб­лей все зо­ло­ты­ми, по­да­ла их ему, Илья Ефи­мо­вич Ре­пин улыб­нул­ся, взял кор­зи­ноч­ку и ска­зал: "Ме­ня гра­фи­ня озо­ло­ти­ла"... На­пи­сал Ре­пин Тать­я­ну Львов­ну в пять се­ан­сов и уехал в Пе­тер­бург, вы­ра­зив со­жа­ле­ние, что не мо­жет еще остать­ся, что­бы по­луч­ше за­кон­чить порт­рет»
.

«Та­ня не бы­ла кра­си­ва, – пи­са­ла ее млад­шая сест­ра Алек­сан­дра, – но она бы­ла при­вле­ка­тель­на. Чу­дес­ный цвет ли­ца, блес­тя­щие ка­рие гла­за, ко­рот­кий, точ­но об­ре­зан­ный, за­дор­ный нос, вью­щи­е­ся каш­та­но­вые во­ло­сы, то­нень­кая, гра­ци­оз­ная фи­гу­ра – все это гар­мо­ни­ро­ва­ло с внут­рен­ней ее сущ­ностью: та­лант­ли­востью, ост­ро­уми­ем, жиз­не­ра­дост­ностью».
И. Е. Репин.
Портерт графини Т. Л. Толстой.
1893 год, январь.
Татьяна Львовна Толстая
1864 — 1950
Стар­шая дочь Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, в за­му­жест­ве Су­хо­ти­на.

Порт­рет Тать­я­ны Львов­ны был на­пи­сан Ильей Ефи­мо­ви­чем Ре­пи­ным в Ха­мов­ни­чес­ком до­ме Тол­с­тых в Моск­ве. Ху­дож­ник вспо­ми­нал, что час­то бы­вал у них в ян­ва­ре 1893 го­да и «очень ве­се­ло про­вел это вре­мя». На­пи­сать порт­рет про­си­ла Софья Ан­дре­ев­на: «Ре­пин тот­час же со­гла­сил­ся: он очень лю­бил и це­нил вы­со­ко на­шу Та­ню, и взял­ся пи­сать ее порт­рет за от­но­си­тель­но де­ше­вую це­ну, а имен­но за 800 руб­лей. Сна­ча­ла мне порт­рет нра­вил­ся как кар­ти­на, но сходст­ва бы­ло ма­ло. Но под ко­нец яви­лось и сходст­во, и я очень люб­лю этот порт­рет. Пом­ню, что Ре­пин очень спе­шил в Пе­тер­бург пи­сать порт­рет на­след­ни­ка, и по­то­му не мог кон­чить пи­сать ру­ки. Так эти ру­ки и оста­лись в ви­де на­брос­ков.

Ког­да я, по­ло­жив в кор­зи­ноч­ку 800 руб­лей все зо­ло­ты­ми, по­да­ла их ему, Илья Ефи­мо­вич Ре­пин улыб­нул­ся, взял кор­зи­ноч­ку и ска­зал: "Ме­ня гра­фи­ня озо­ло­ти­ла"... На­пи­сал Ре­пин Тать­я­ну Львов­ну в пять се­ан­сов и уехал в Пе­тер­бург, вы­ра­зив со­жа­ле­ние, что не мо­жет еще остать­ся, что­бы по­луч­ше за­кон­чить порт­рет»
.

«Та­ня не бы­ла кра­си­ва, – пи­са­ла ее млад­шая сест­ра Алек­сан­дра, – но она бы­ла при­вле­ка­тель­на. Чу­дес­ный цвет ли­ца, блес­тя­щие ка­рие гла­за, ко­рот­кий, точ­но об­ре­зан­ный, за­дор­ный нос, вью­щи­е­ся каш­та­но­вые во­ло­сы, то­нень­кая, гра­ци­оз­ная фи­гу­ра – все это гар­мо­ни­ро­ва­ло с внут­рен­ней ее сущ­ностью: та­лант­ли­востью, ост­ро­уми­ем, жиз­не­ра­дост­ностью».

Татьяна Львовна Толстая
1864 — 1950
Татьяна Львовна Толстая
1864 — 1950
Ю. И. Игумнова.
Портрет графини Т. Л. Толстой.
1898 год.
Ю. И. Игумнова.
Портрет графини Т. Л. Толстой.
1898 год.
Стар­шая дочь Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, в за­му­жест­ве Су­хо­ти­на.

У Тать­я­ны Львов­ны ра­но про­яви­лись спо­соб­нос­ти к жи­во­пи­си. Она вспо­ми­на­ла, что осо­бен­ный ин­те­рес к ри­со­ва­нию был вы­зван при­ез­дом в Яс­ную По­ля­ну Крам­ско­го, пи­сав­ше­го порт­рет ее от­ца. В 18 лет Тать­яна Львов­ на пос­ту­пи­ла в мос­ков­ское Учи­ли­ще жи­во­пи­си, ва­я­ния и зод­чест­ва. Ее учи­те­ля­ми бы­ли В. Г. Пе­ров и И. М. Пря­ниш­ни­ков. В Яс­ной По­ля­не по­дол­гу гос­ти­ли и ра­бо­та­ли И. Е. Ре­пин, Н. Н. Ге, Л. О. Пас­тер­нак, с ко­то­ры­ми Тать­я­на со­ве­то­ва­лась, на­блю­да­ла за их ра­бо­той. По­се­щая вы­став­ки Пис­сар­ро, Сис­лея, Ма­не, она зна­ко­ми­лась и с ев­ро­пей­ским ис­кус­ст­вом.

Ав­тор это­го порт­ре­та, Юлия Ива­нов­на Игум­но­ва, бы­ла од­но­каш­ни­цей Тать­яны по Учи­ли­щу жи­во­пи­си, ва­я­ния и зод­чест­ва. С 1899 по 1907 год она жи­ла у Тол­с­тых, вы­пол­няя обя­зан­нос­ти сек­ре­та­ря пи­са­те­ля: раз­би­ра­ла кор­рес­пон­ден­цию, сор­ти­ро­ва­ла пись­ма, по прось­бе Толс­то­го от его име­ни отве­ча­ла рес­пон­ден­там. Зять Толс­то­го Ми­ха­ ил Сер­ге­евич Су­хо­тин на­зы­вал ее ро­до­на­чаль­ни­цей сек­ре­тар­ской ди­на­стии в Яс­ной По­ля­не. Юлии Ива­нов­не да­же бы­ло вы­да­но удос­то­ве­ре­ние о ее де­я­тель­нос­ти как сек­ре­та­ря Толс­то­го и пе­ре­пис­чи­цы его про­из­ве­де­ний. Всем, кто ее знал, она за­пом­ни­лась жиз­не­ра­дост­ной, ост­ро­ум­ной, по­ра­зи­тель­но тру­до­лю­би­вой, в семье Толс­то­го Игум­но­ва поль­зо­ва­лась не­из­мен­ным ува­же­ни­ем.

Пи­са­ла ху­дож­ни­ца толь­ко с на­ту­ры, схва­ты­вая са­мое важ­ное в мо­де­ли. В семье Тол­с­тых от­ме­ча­ли, что, бу­ду­чи ху­дож­ни­цей-ани­ма­лист­кой, Игум­но­ва стре­ми­лась ри­со­вать не жи­вот­ных, а лю­дей: Толс­то­го, его родст­вен­ни­ков.

Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча про­си­ли срав­нить, ко­то­рый из ви­ся­щих в его спаль­не порт­ре­тов до­че­рей луч­ше: порт­рет Тать­я­ны Львов­ны, на­пи­сан­ный Игум­но­вой, или Ма­рии Львов­ны, на­пи­сан­ный Тать­я­ной Львов­ной. Толс­той от­ве­тил: «Оба луч­ше». Не­мно­го по­го­дя до­ба­вил: «Порт­рет Ма­ши Та­ней не­хо­ро­шо на­пи­сан, а я его люб­лю; а Та­нин порт­рет тех­ни­чес­ки хо­ро­шо на­пи­сан, а не­хо­рош: серь­ез­ное не Та­ня».
Стар­шая дочь Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, в за­му­жест­ве Су­хо­ти­на.

У Тать­я­ны Львов­ны ра­но про­яви­лись спо­соб­нос­ти к жи­во­пи­си. Она вспо­ми­на­ла, что осо­бен­ный ин­те­рес к ри­со­ва­нию был вы­зван при­ез­дом в Яс­ную По­ля­ну Крам­ско­го, пи­сав­ше­го порт­рет ее от­ца. В 18 лет Тать­яна Львов­ на пос­ту­пи­ла в мос­ков­ское Учи­ли­ще жи­во­пи­си, ва­я­ния и зод­чест­ва. Ее учи­те­ля­ми бы­ли В. Г. Пе­ров и И. М. Пря­ниш­ни­ков. В Яс­ной По­ля­не по­дол­гу гос­ти­ли и ра­бо­та­ли И. Е. Ре­пин, Н. Н. Ге, Л. О. Пас­тер­нак, с ко­то­ры­ми Тать­я­на со­ве­то­ва­лась, на­блю­да­ла за их ра­бо­той. По­се­щая вы­став­ки Пис­сар­ро, Сис­лея, Ма­не, она зна­ко­ми­лась и с ев­ро­пей­ским ис­кус­ст­вом.

Ав­тор это­го порт­ре­та, Юлия Ива­нов­на Игум­но­ва, бы­ла од­но­каш­ни­цей Тать­яны по Учи­ли­щу жи­во­пи­си, ва­я­ния и зод­чест­ва. С 1899 по 1907 год она жи­ла у Тол­с­тых, вы­пол­няя обя­зан­нос­ти сек­ре­та­ря пи­са­те­ля: раз­би­ра­ла кор­рес­пон­ден­цию, сор­ти­ро­ва­ла пись­ма, по прось­бе Толс­то­го от его име­ни отве­ча­ла рес­пон­ден­там. Зять Толс­то­го Ми­ха­ ил Сер­ге­евич Су­хо­тин на­зы­вал ее ро­до­на­чаль­ни­цей сек­ре­тар­ской ди­на­стии в Яс­ной По­ля­не. Юлии Ива­нов­не да­же бы­ло вы­да­но удос­то­ве­ре­ние о ее де­я­тель­нос­ти как сек­ре­та­ря Толс­то­го и пе­ре­пис­чи­цы его про­из­ве­де­ний. Всем, кто ее знал, она за­пом­ни­лась жиз­не­ра­дост­ной, ост­ро­ум­ной, по­ра­зи­тель­но тру­до­лю­би­вой, в семье Толс­то­го Игум­но­ва поль­зо­ва­лась не­из­мен­ным ува­же­ни­ем.

Пи­са­ла ху­дож­ни­ца толь­ко с на­ту­ры, схва­ты­вая са­мое важ­ное в мо­де­ли. В семье Тол­с­тых от­ме­ча­ли, что, бу­ду­чи ху­дож­ни­цей-ани­ма­лист­кой, Игум­но­ва стре­ми­лась ри­со­вать не жи­вот­ных, а лю­дей: Толс­то­го, его родст­вен­ни­ков.

Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча про­си­ли срав­нить, ко­то­рый из ви­ся­щих в его спаль­не порт­ре­тов до­че­рей луч­ше: порт­рет Тать­я­ны Львов­ны, на­пи­сан­ный Игум­но­вой, или Ма­рии Львов­ны, на­пи­сан­ный Тать­я­ной Львов­ной. Толс­той от­ве­тил: «Оба луч­ше». Не­мно­го по­го­дя до­ба­вил: «Порт­рет Ма­ши Та­ней не­хо­ро­шо на­пи­сан, а я его люб­лю; а Та­нин порт­рет тех­ни­чес­ки хо­ро­шо на­пи­сан, а не­хо­рош: серь­ез­ное не Та­ня».
Ю. И. Игумнова.
Портрет графини Т. Л. Толстой.
1898 год.
Татьяна Львовна Толстая
1864 — 1950
Стар­шая дочь Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, в за­му­жест­ве Су­хо­ти­на.

У Тать­я­ны Львов­ны ра­но про­яви­лись спо­соб­нос­ти к жи­во­пи­си. Она вспо­ми­на­ла, что осо­бен­ный ин­те­рес к ри­со­ва­нию был вы­зван при­ез­дом в Яс­ную По­ля­ну Крам­ско­го, пи­сав­ше­го порт­рет ее от­ца. В 18 лет Тать­яна Львов­на пос­ту­пи­ла в мос­ков­ское Учи­ли­ще жи­во­пи­си, ва­я­ния и зод­чест­ва. Ее учи­те­ля­ми бы­ли В. Г. Пе­ров и И. М. Пря­ниш­ни­ков. В Яс­ной По­ля­не по­дол­гу гос­ти­ли и ра­бо­та­ли И. Е. Ре­пин, Н. Н. Ге, Л. О. Пас­тер­нак, с ко­то­ры­ми Тать­я­на со­ве­то­ва­лась, на­блю­да­ла за их ра­бо­той. По­се­щая вы­став­ки Пис­сар­ро, Сис­лея, Ма­не, она зна­ко­ми­лась и с ев­ро­пей­ским ис­кус­ст­вом.

Ав­тор это­го порт­ре­та, Юлия Ива­нов­на Игум­но­ва, бы­ла од­но­каш­ни­цей Тать­яны по Учи­ли­щу жи­во­пи­си, ва­я­ния и зод­чест­ва. С 1899 по 1907 год она жи­ла у Тол­с­тых, вы­пол­няя обя­зан­нос­ти сек­ре­та­ря пи­са­те­ля: раз­би­ра­ла кор­рес­пон­ден­цию, сор­ти­ро­ва­ла пись­ма, по прось­бе Толс­то­го от его име­ни отве­ча­ла рес­пон­ден­там. Зять Толс­то­го Ми­ха­ил Сер­ге­евич Су­хо­тин на­зы­вал ее ро­до­на­чаль­ни­цей сек­ре­тар­ской ди­на­стии в Яс­ной По­ля­не. Юлии Ива­нов­не да­же бы­ло вы­да­но удос­то­ве­ре­ние о ее де­я­тель­нос­ти как сек­ре­та­ря Толс­то­го и пе­ре­пис­чи­цы его про­из­ве­де­ний. Всем, кто ее знал, она за­пом­ни­лась жиз­не­ра­дост­ной, ост­ро­ум­ной, по­ра­зи­тель­но тру­до­лю­би­вой, в семье Толс­то­го Игум­но­ва поль­зо­ва­лась не­из­мен­ным ува­же­ни­ем.

Пи­са­ла ху­дож­ни­ца толь­ко с на­ту­ры, схва­ты­вая са­мое важ­ное в мо­де­ли. В семье Тол­с­тых от­ме­ча­ли, что, бу­ду­чи ху­дож­ни­цей-ани­ма­лист­кой, Игум­но­ва стре­ми­лась ри­со­вать не жи­вот­ных, а лю­дей: Толс­то­го, его родст­вен­ни­ков.

Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча про­си­ли срав­нить, ко­то­рый из ви­ся­щих в его спаль­не порт­ре­тов до­че­рей луч­ше: порт­рет Тать­я­ны Львов­ны, на­пи­сан­ный Игум­но­вой, или Ма­рии Львов­ны, на­пи­сан­ный Тать­я­ной Львов­ной. Толс­той от­ве­тил: «Оба луч­ше». Не­мно­го по­го­дя до­ба­вил: «Порт­рет Ма­ши Та­ней не­хо­ро­шо на­пи­сан, а я его люб­лю; а Та­нин порт­рет тех­ни­чес­ки хо­ро­шо на­пи­сан, а не­хо­рош: серь­ез­ное не Та­ня».

Мария Львовна Толстая
1871 — 1906
Мария Львовна Толстая
1871 — 1906
Т. Л. Толстая.
Портрет графини М. Л. Толстой.
1890 год (?).
Т. Л. Толстая.
Портрет графини М. Л. Толстой.
1890 год (?).
Вто­рая дочь Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, в за­му­жест­ве Обо­лен­ская.

Сходст­во Ма­рии Львов­ны с от­цом от­ме­ча­ли мно­гие, на­при­мер, Софья Ан­дре­ев­на го­во­ри­ла, что Ма­рия ли­цом «по­ра­зи­тель­но по­хо­жа на от­ца». «Она бы­ла очень при­вле­ка­тель­на, гра­ци­оз­на, по­движ­на, с хо­ро­шень­кой го­лов­кой, на вис­ках ее ви­лись при­чуд­ли­вы­ми за­вит­ка­ми бе­ло­ку­рые, тон­кие неж­ные во­ло­сы», – пи­са­ла о Ма­рии ее дво­ю­род­ная сест­ра М. С. Би­би­ко­ва. – Чер­ты ли­ца ее бы­ли мел­кие, пра­виль­ные, хо­ро­шень­кий пря­мой но­сик, рот толь­ко чуть-чуть был ве­лик, что бы­ло боль­ше за­мет­но, ког­да она сме­я­лась, но и этот ма­лень­кий не­до­ста­ток не пор­тил ее, а да­же шел к ней, так же, как и ле­том иног­да по­яв­ляв­ши­е­ся у нее под ко­жей вес­нуш­ки. Но глав­ная при­вле­ка­тель­ность ее ли­ца бы­ла в кра­си­вой, ум­ной фор­ме лба и осо­бен­но в се­рых, до­воль­но глу­бо­ко си­дев­ших, как и у ее от­ца, гла­зах. Гла­за ее со­став­ля­ли сво­им серь­ез­ным, глу­бо­ким, вдум­чи­вым вы­ра­же­ни­ем всю ее кра­со­ту и при­вле­ка­тель­ность».

Порт­рет Ма­рии на­пи­сан ее стар­шей сест­рой Тать­я­ной #mdash; вы­пуск­ни­цей мос­ков­ско­го Учи­ли­ща жи­во­пи­си, ва­я­ния и зод­чест­ва. Тать­я­на Львов­на пре­кло­ня­лась пе­ред твор­чест­вом Крам­ско­го, Ре­пи­на, Ге и дру­гих ве­ли­ких ху­дож­ни­ков, и это за­став­ля­ло ее со­мне­вать­ся в сво­их си­лах. Илья Ефи­мо ­вич Ре­пин со­ве­то­вал Тать­я­не «не бро­сать жи­во­пи­си»: «Го­ло­ва Ма­рии Львов­ны и дру­гие этю­ды Ва­ши пред­став­ля­ют та­кое боль­шое уменье, ко­то­ро­му по­за­ви­ду­ют мно­гие из про­фес­си­о­наль­ных ху­дож­ни­ков». Но и он, и Ни­ко­лай Ни­ко­лае­вич Ге, при­зна­вая ее та­лант, с со­жа­ле­ни­ем от­ме­ча­ли, что у их уче­ни­цы нет одер­жи­мос­ти ис­кус­ст­вом. Это по­ни­ма­ла и са­ма Тать­я­на, по­сте­пен­но осты­вав­шая к жи­во­пи­си: «Ка­кие кар­ти­ны я бу­ду пи­сать? Что я мо­гу ска­зать дру­гим по­учи­тель­но­го и но­во­го? А без это­го ис­кус­ст­во не име­ет смыс­ла...».
Вто­рая дочь Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, в за­му­жест­ве Обо­лен­ская.

Сходст­во Ма­рии Львов­ны с от­цом от­ме­ча­ли мно­гие, на­при­мер, Софья Ан­дре­ев­на го­во­ри­ла, что Ма­рия ли­цом «по­ра­зи­тель­но по­хо­жа на от­ца». «Она бы­ла очень при­вле­ка­тель­на, гра­ци­оз­на, по­движ­на, с хо­ро­шень­кой го­лов­кой, на вис­ках ее ви­лись при­чуд­ли­вы­ми за­вит­ка­ми бе­ло­ку­рые, тон­кие неж­ные во­ло­сы», – пи­са­ла о Ма­рии ее дво­ю­род­ная сест­ра М. С. Би­би­ко­ва. – Чер­ты ли­ца ее бы­ли мел­кие, пра­виль­ные, хо­ро­шень­кий пря­мой но­сик, рот толь­ко чуть-чуть был ве­лик, что бы­ло боль­ше за­мет­но, ког­да она сме­я­лась, но и этот ма­лень­кий не­до­ста­ток не пор­тил ее, а да­же шел к ней, так же, как и ле­том иног­да по­яв­ляв­ши­е­ся у нее под ко­жей вес­нуш­ки. Но глав­ная при­вле­ка­тель­ность ее ли­ца бы­ла в кра­си­вой, ум­ной фор­ме лба и осо­бен­но в се­рых, до­воль­но глу­бо­ко си­дев­ших, как и у ее от­ца, гла­зах. Гла­за ее со­став­ля­ли сво­им серь­ез­ным, глу­бо­ким, вдум­чи­вым вы­ра­же­ни­ем всю ее кра­со­ту и при­вле­ка­тель­ность».

Порт­рет Ма­рии на­пи­сан ее стар­шей сест­рой Тать­я­ной #mdash; вы­пуск­ни­цей мос­ков­ско­го Учи­ли­ща жи­во­пи­си, ва­я­ния и зод­чест­ва. Тать­я­на Львов­на пре­кло­ня­лась пе­ред твор­чест­вом Крам­ско­го, Ре­пи­на, Ге и дру­гих ве­ли­ких ху­дож­ни­ков, и это за­став­ля­ло ее со­мне­вать­ся в сво­их си­лах. Илья Ефи­мо ­вич Ре­пин со­ве­то­вал Тать­я­не «не бро­сать жи­во­пи­си»: «Го­ло­ва Ма­рии Львов­ны и дру­гие этю­ды Ва­ши пред­став­ля­ют та­кое боль­шое уменье, ко­то­ро­му по­за­ви­ду­ют мно­гие из про­фес­си­о­наль­ных ху­дож­ни­ков». Но и он, и Ни­ко­лай Ни­ко­лае­вич Ге, при­зна­вая ее та­лант, с со­жа­ле­ни­ем от­ме­ча­ли, что у их уче­ни­цы нет одер­жи­мос­ти ис­кус­ст­вом. Это по­ни­ма­ла и са­ма Тать­я­на, по­сте­пен­но осты­вав­шая к жи­во­пи­си: «Ка­кие кар­ти­ны я бу­ду пи­сать? Что я мо­гу ска­зать дру­гим по­учи­тель­но­го и но­во­го? А без это­го ис­кус­ст­во не име­ет смыс­ла...».
Мария Львовна Толстая
1871 — 1906
Вто­рая дочь Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, в за­му­жест­ве Обо­лен­ская.

Сходст­во Ма­рии Львов­ны с от­цом от­ме­ча­ли мно­гие, на­при­мер, Софья Ан­дре­ев­на го­во­ри­ла, что Ма­рия ли­цом «по­ра­зи­тель­но по­хо­жа на от­ца». «Она бы­ла очень при­вле­ка­тель­на, гра­ци­оз­на, по­движ­на, с хо­ро­шень­кой го­лов­кой, на вис­ках ее ви­лись при­чуд­ли­вы­ми за­вит­ка­ми бе­ло­ку­рые, тон­кие неж­ные во­ло­сы», – пи­са­ла о Ма­рии ее дво­ю­род­ная сест­ра М. С. Би­би­ко­ва. – Чер­ты ли­ца ее бы­ли мел­кие, пра­виль­ные, хо­ро­шень­кий пря­мой но­сик, рот толь­ко чуть-чуть был ве­лик, что бы­ло боль­ше за­мет­но, ког­да она сме­я­лась, но и этот ма­лень­кий не­до­ста­ток не пор­тил ее, а да­же шел к ней, так же, как и ле­том иног­да по­яв­ляв­ши­е­ся у нее под ко­жей вес­нуш­ки. Но глав­ная при­вле­ка­тель­ность ее ли­ца бы­ла в кра­си­вой, ум­ной фор­ме лба и осо­бен­но в се­рых, до­воль­но глу­бо­ко си­дев­ших, как и у ее от­ца, гла­зах. Гла­за ее со­став­ля­ли сво­им серь­ез­ным, глу­бо­ким, вдум­чи­вым вы­ра­же­ни­ем всю ее кра­со­ту и при­вле­ка­тель­ность».

Порт­рет Ма­рии на­пи­сан ее стар­шей сест­рой Тать­я­ной #mdash; вы­пуск­ни­цей мос­ков­ско­го Учи­ли­ща жи­во­пи­си, ва­я­ния и зод­чест­ва. Тать­я­на Львов­на пре­кло­ня­лась пе­ред твор­чест­вом Крам­ско­го, Ре­пи­на, Ге и дру­гих ве­ли­ких ху­дож­ни­ков, и это за­став­ля­ло ее со­мне­вать­ся в сво­их си­лах. Илья Ефи­мо­вич Ре­пин со­ве­то­вал Тать­я­не «не бро­сать жи­во­пи­си»: «Го­ло­ва Ма­рии Львов­ны и дру­гие этю­ды Ва­ши пред­став­ля­ют та­кое боль­шое уменье, ко­то­ро­му по­за­ви­ду­ют мно­гие из про­фес­си­о­наль­ных ху­дож­ни­ков». Но и он, и Ни­ко­лай Ни­ко­лае­вич Ге, при­зна­вая ее та­лант, с со­жа­ле­ни­ем от­ме­ча­ли, что у их уче­ни­цы нет одер­жи­мос­ти ис­кус­ст­вом. Это по­ни­ма­ла и са­ма Тать­я­на, по­сте­пен­но осты­вав­шая к жи­во­пи­си: «Ка­кие кар­ти­ны я бу­ду пи­сать? Что я мо­гу ска­зать дру­гим по­учи­тель­но­го и но­во­го? А без это­го ис­кус­ст­во не име­ет смыс­ла...».
Т. Л. Толстая.
Портрет графини М. Л. Толстой.
1890 год (?).
Мария Львовна Толстая
1871 — 1906
Мария Львовна Толстая
1871 — 1906
Н. Н. Ге.
Портрет графини М. Л. Толстой.
1890 год (?).
Н. Н. Ге.
Портрет графини М. Л. Толстой.
1890 год (?).
Вто­рая дочь Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, в за­му­жест­ве Обо­лен­ская.

Чуть рань­ше на этом же хол­сте порт­рет Ма­рии Львов­ны на­ча­ла пи­сать ее стар­шая сест­ра Тать­я­на, по­про­сив­шая Ни­ко­лая Ни­ко­ла­еви­ча Ге дать ей не­ко­то­рые ука­за­ния на прак­ти­ке. Рас­кри­ти­ко­вав ее ра­бо­ту, Ге стал по­прав­лять порт­рет и на­столь­ко удач­но, что Тать­я­на Львов­на по­про­си­ла ху­дож­ни­ка за­кон­чить его.

Толс­той на­зы­вал сред­нюю дочь «сво­ей са­мой боль­шой ра­достью». Ум­ная, об­ра­зо­ван­ная, от­зыв­чи­вая, Ма­ша бы­ла его дру­гом и по­мощ­ни­цей. «Как мне тя­го­тить­ся жизнью, ког­да у ме­ня есть Ма­ша», – пи­сал Толс­той. Ее брат Илья от­ме­чал осо­бен­ную сте­пень до­ве­рия и ду­шев­ной теп­ло­ты в от­но­ше­нии Ма­рии к от­цу: «Мне, на­при­мер, ни­как не мог­ло бы прий­ти в го­ло­ву прос­то по­дой­ти к от­цу и по­це­ло­вать его или по­гла­дить ему ру­ку. <...> его ду­хов­ная мощь, его ве­ли­чи­на ме­ша­ли мне ви­деть в нем прос­то че­ло­ве­ка, <...> ко­то­ро­му так нуж­но бы­ло теп­ло и по­кой. Это теп­ло мог­ла да­вать от­цу од­на толь­ко Ма­ша.

Дру­гая, еще боль­шая ее си­ла, – это бы­ла ее не­обы­чай­но чут­кая и от­зыв­чи­вая со­весть. Эта ее чер­та бы­ла для от­ца еще до­ро­же лас­ки. Как она уме­ла сгла­жи­вать вся­кие не­до­ра­зу­ме­ния. Как она всег­да за­сту­па­лась за тех, на ко­го па­да­ли ка­кие-ни­будь на­ре­ка­ния, – спра­вед­ли­вые или не­спра­вед­ли­вые, все рав­но. Ма­ша уме­ла все и всех уми­ротво­рять»
.
Вто­рая дочь Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, в за­му­жест­ве Обо­лен­ская.

Чуть рань­ше на этом же хол­сте порт­рет Ма­рии Львов­ны на­ча­ла пи­сать ее стар­шая сест­ра Тать­я­на, по­про­сив­шая Ни­ко­лая Ни­ко­ла­еви­ча Ге дать ей не­ко­то­рые ука­за­ния на прак­ти­ке. Рас­кри­ти­ко­вав ее ра­бо­ту, Ге стал по­прав­лять порт­рет и на­столь­ко удач­но, что Тать­я­на Львов­на по­про­си­ла ху­дож­ни­ка за­кон­чить его.

Толс­той на­зы­вал сред­нюю дочь «сво­ей са­мой боль­шой ра­достью». Ум­ная, об­ра­зо­ван­ная, от­зыв­чи­вая, Ма­ша бы­ла его дру­гом и по­мощ­ни­цей. «Как мне тя­го­тить­ся жизнью, ког­да у ме­ня есть Ма­ша», – пи­сал Толс­той. Ее брат Илья от­ме­чал осо­бен­ную сте­пень до­ве­рия и ду­шев­ной теп­ло­ты в от­но­ше­нии Ма­рии к от­цу: «Мне, на­при­мер, ни­как не мог­ло бы прий­ти в го­ло­ву прос­то по­дой­ти к от­цу и по­це­ло­вать его или по­гла­дить ему ру­ку. <...> его ду­хов­ная мощь, его ве­ли­чи­на ме­ша­ли мне ви­деть в нем прос­то че­ло­ве­ка, <...> ко­то­ро­му так нуж­но бы­ло теп­ло и по­кой. Это теп­ло мог­ла да­вать от­цу од­на толь­ко Ма­ша.

Дру­гая, еще боль­шая ее си­ла, – это бы­ла ее не­обы­чай­но чут­кая и от­зыв­чи­вая со­весть. Эта ее чер­та бы­ла для от­ца еще до­ро­же лас­ки. Как она уме­ла сгла­жи­вать вся­кие не­до­ра­зу­ме­ния. Как она всег­да за­сту­па­лась за тех, на ко­го па­да­ли ка­кие-ни­будь на­ре­ка­ния, – спра­вед­ли­вые или не­спра­вед­ли­вые, все рав­но. Ма­ша уме­ла все и всех уми­ротво­рять»
.
Н. Н. Ге.
Портрет графини М. Л. Толстой.
1890 год (?).
Мария Львовна Толстая
1871 — 1906
Вто­рая дочь Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Толс­то­го, в за­му­жест­ве Обо­лен­ская.

Чуть рань­ше на этом же хол­сте порт­рет Ма­рии Львов­ны на­ча­ла пи­сать ее стар­шая сест­ра Тать­я­на, по­про­сив­шая Ни­ко­лая Ни­ко­ла­еви­ча Ге дать ей не­ко­то­рые ука­за­ния на прак­ти­ке. Рас­кри­ти­ко­вав ее ра­бо­ту, Ге стал по­прав­лять порт­рет и на­столь­ко удач­но, что Тать­я­на Львов­на по­про­си­ла ху­дож­ни­ка за­кон­чить его.

Толс­той на­зы­вал сред­нюю дочь «сво­ей са­мой боль­шой ра­достью». Ум­ная, об­ра­зо­ван­ная, от­зыв­чи­вая, Ма­ша бы­ла его дру­гом и по­мощ­ни­цей. «Как мне тя­го­тить­ся жизнью, ког­да у ме­ня есть Ма­ша», – пи­сал Толс­той. Ее брат Илья от­ме­чал осо­бен­ную сте­пень до­ве­рия и ду­шев­ной теп­ло­ты в от­но­ше­нии Ма­рии к от­цу: «Мне, на­при­мер, ни­как не мог­ло бы прий­ти в го­ло­ву прос­то по­дой­ти к от­цу и по­це­ло­вать его или по­гла­дить ему ру­ку. <...> его ду­хов­ная мощь, его ве­ли­чи­на ме­ша­ли мне ви­деть в нем прос­то че­ло­ве­ка, <...> ко­то­ро­му так нуж­но бы­ло теп­ло и по­кой. Это теп­ло мог­ла да­вать от­цу од­на толь­ко Ма­ша.

Дру­гая, еще боль­шая ее си­ла, – это бы­ла ее не­обы­чай­но чут­кая и от­зыв­чи­вая со­весть. Эта ее чер­та бы­ла для от­ца еще до­ро­же лас­ки. Как она уме­ла сгла­жи­вать вся­кие не­до­ра­зу­ме­ния. Как она всег­да за­сту­па­лась за тех, на ко­го па­да­ли ка­кие-ни­будь на­ре­ка­ния, – спра­вед­ли­вые или не­спра­вед­ли­вые, все рав­но. Ма­ша уме­ла все и всех уми­ротво­рять»
.
Все эти порт­ре­ты да­ва­ли дво­рян­ско­му до­му тон, слу­жи­ли вы­ра­же­ни­ем арис­то­кра­ти­чес­кой тра­ди­ции. Без них не бы­ло бы той, ста­рой Яс­ной По­ля­ны, и это за­ни­ма­ло ме­ня: аро­мат дав­но ушед­ше­го и ког­да-то проч­но­го про­ш­ло­го до­но­сил­ся и до на­ше­го вре­ме­ни.

Од­на­ко и про­ш­лое не­дав­нее, жи­вые узы с ко­то­рым не бы­ли рас­торг­ну­ты, ве­ли­ко­леп­ным об­ра­зом за­яв­ля­ло о се­бе в Яс­ной По­ля­не, как бы про­ти­во­пос­тав­ляя свое ве­ли­ко­ле­пие ве­ли­ко­ле­пию вре­мен Вол­кон­ских и Гор­ча­ко­вых.
Вален­тин Фе­до­ро­вич Бул­га­ков, по­след­ний сек­ре­тарь Льва Толстого
Все эти порт­ре­ты да­ва­ли дво­рян­ско­му до­му тон, слу­жи­ли вы­ра­же­ни­ем арис­то­кра­ти­чес­кой тра­ди­ции. Без них не бы­ло бы той, ста­рой Яс­ной По­ля­ны, и это за­ни­ма­ло ме­ня: аро­мат дав­но ушед­ше­го и ког­да-то проч­но­го про­ш­ло­го до­но­сил­ся и до на­ше­го вре­ме­ни.

Од­на­ко и про­ш­лое не­дав­нее, жи­вые узы с ко­то­рым не бы­ли рас­торг­ну­ты, ве­ли­ко­леп­ным об­ра­зом за­яв­ля­ло о се­бе в Яс­ной По­ля­не, как бы про­ти­во­пос­тав­ляя свое ве­ли­ко­ле­пие ве­ли­ко­ле­пию вре­мен Вол­кон­ских и Гор­ча­ко­вых.
Вален­тин Фе­до­ро­вич Бул­га­ков, по­след­ний сек­ре­тарь Льва Толстого
Все эти порт­ре­ты да­ва­ли дво­рян­ско­му до­му тон, слу­жи­ли вы­ра­же­ни­ем арис­то­кра­ти­чес­кой тра­ди­ции. Без них не бы­ло бы той, ста­рой Яс­ной По­ля­ны, и это за­ни­ма­ло ме­ня: аро­мат дав­но ушед­ше­го и ког­да-то проч­но­го про­ш­ло­го до­но­сил­ся и до на­ше­го вре­ме­ни.

Од­на­ко и про­ш­лое не­дав­нее, жи­вые узы с ко­то­рым не бы­ли рас­торг­ну­ты, ве­ли­ко­леп­ным об­ра­зом за­яв­ля­ло о се­бе в Яс­ной По­ля­не, как бы про­ти­во­пос­тав­ляя свое ве­ли­ко­ле­пие ве­ли­ко­ле­пию вре­мен Вол­кон­ских и Гор­ча­ко­вых.
Вален­тин Фе­до­ро­вич Бул­га­ков, по­след­ний сек­ре­тарь Льва Толстого
This site was made on Tilda — a website builder that helps to create a website without any code
Create a website